Сцепив зубы, я терпела, ощущая, как дух Лиурелии проникает в тело, разрастается и заполоняет собой каждую клеточку свободного пространства, словно ядовитый плющ. Невыносимой пыткой было ощущать присутствие мертвой сущности, слышать гадкие, искаженные мысли, льющиеся в сознание, словно гной из застарелой раны. И сквозь поток мерзкого сознания я постепенно начала понимать истинную, ужасающую глубину безумия проклятой королевы.
Это Лиурелия Алахаст призвала бога смерти Адесса, желая вечной жизни и безграничной власти. Вернувшись с турнира, король ужаснулся тому, что творилось в королевстве. Он пытался образумить жену, остановить кровавую бойню и уничтожение народа, но увещевания и попытки не принесли результата. В приступе безумной, извращенной любви Лиурелия сама вырезала кинжалом его сердце и принесла в жертву сотни подданных прямо здесь, в тронном зале. Рийван превратился в живого мертвеца — властелина нежити, лишенного чувств и подчиняющегося богу смерти.
Однако лишив Темного короля сердца, Лиурелия потеряла его поддержку. Без чувств он не подчинялся ей и стал уже не тем любящим супругом, которого она знала. Более того, Рийван открыл на нее охоту, желая отомстить за чудовищную боль и пустоту, которую ничем нельзя было заполнить. Лиурелия сбежала, скиталась по другим королевствам, собирая сторонников, таких же безумных и жаждущих власти, как и она. Ей удалось вернуться в Илигор и обманом усыпить короля. Королева лишила его магии и сил в надежде найти подходящий сосуд, способный возродить Рийвана в человеческом теле и вернуть чувства, чтобы Темный король стал ее послушным властелином. Безумный план Лиурелии мог сработать, потому что она нашла подходящие сосуды, способные вместить их черные души и в то же время наделить чувствами, о которых у нежити остались извращенные воспоминания.
Против воли во мне пробудилось нечто глубинное, отторгающее чуждое мертвое присутствие, дерзнувшее осквернить саму суть жизни. Я ощутила, как зарождается яростный огонь, способный противостоять мерзкой магии, посмевшей захватить мое тело. Теперь уже точно мое, потому что несчастная Лаурелия погибла под гнетом гнилой силы. Руны на каменных плитах вспыхнули багровым огнем, окрашивая вечный сумрак развалин в кроваво-красные и ядовито-зеленые оттенки. Воздух сгустился, пронизанный тьмой и приторными запахами тлена. Каждая клеточка внутри горела от соприкосновения с гадкой сущностью Лиурелии, растекающейся по венам, словно расплавленный свинец.
Но я давно научилась терпеть боль, а сейчас она заглушалась яростным стремлением защитить то, что было дорого: любимого сына, подданных и ставший родным Иринтал! Не Адесс призвал меня, чтобы погибнуть и разрушить мир окончательно. А Иллар и Рааду, радеющие за процветание Мирильсинда.
Так, помогите, наконец! — взмолилась мысленно. — Хватит уже быть сторонними наблюдателями! Дайте сил, чтобы расправиться с древним злом. Ведь этот мир — ваше родное дитя, которому требуется защита.
Порыв свежего ветра придал мне сил и решимости бороться. Разум, закаленный потерями, превратился в неприступную крепость.
Неужели боги услышали мой безмолвный крик? Или же я сама нашла в себе силы сопротивляться?
Я отчетливо уловила момент, когда тело наполнилось золотистым светом, изгоняя чуждую энергию, выталкивая из себя гнилую мерзость. Решимость росла с каждой минутой, подкрепленная страстным желанием жить, растить сына, любить и заботиться о тех, кто дорог.
С неистовым нечеловеческим рыком я накинулась на мертвую королеву, обрушивая на чужое сознание ментальный и магический удар чистой энергии, извлеченной из неиссякаемого источника — моей души. Тело эльфийки по мере того, как дух занимал новую оболочку, разрушалось, оседая прахом. И этот запущенный процесс нельзя обратить вспять! Лиурелия заметалась между стремительно осыпающейся старой оболочкой и моим телом, не желающим ее впускать.
— Как?! — прохрипела она дрогнувшим голосом, полным изумления и первобытного страха. — Это невозможно! Ни одна душа не выдержит магии смерти!
Но я не собиралась ничего объяснять. Моя душа выдержала и не такое, когда лишилась дочери в другом мире, погибла и возродилась снова. Когда теряла друзей, сталкивалась с подлостью и предательством, скатывалась в пропасть под гнетом боли и разочарования. Но все это вместе перевешивала любовь к маленькому сыну. Он был крепким якорем, светом маяка, который удерживал на плаву и не давал скатиться в пучину отчаяния. И за этот якорь я цеплялась всеми фибрами души, в нем черпала силу, поднималась после падений и упрямо двигалась вперед. Лиурелии практически удалось меня сломить, но надежда, подаренная Сихиллом, пробудила несгибаемую женщину, защищающую собственного ребенка.