— Пока нигде.
— Ну вот, зайдем в гостиницу. На тебя там заказан номер. — Это она говорила, уже стоя в дверях. — Я жду тебя.
— Мы знаем друг друга еще с первого курса института, — пояснил Серегин собравшимся, которые рассаживались по местам. Он улыбался.
— Она часто вспоминает об этом, — сказал Шебаршин, постояв над Серегиным. — «Что, поехали дальше?
Серегин все никак не мог привыкнуть к этой его странной полуулыбке, полуухмылке, когда он говорил, отворачиваясь в сторону.
За общей беседой время прошло незаметно. Серегин звонка не слышал, обратил внимание, что все стали посматривать на часы и подниматься.
— Что, рабочее время кончилось?
— Да, мы, как и цеха на заводе, работаем с семи.
— Идемте, Надя уже ждет нас, — сказал Шебаршин.
Пока он убирал в шкаф папки со схемами, Серегин стоял у окна. Оно выходило на поля, луга, темно-фиолетовые леса по горизонту.
Надя была уже готова, взяла Серегина и Шебаршина под руку.
— Давай мы тебя возьмем, — предложил Серегин. — Так как-то привычнее.
— У нас тут такси нет. Так что на своих двоих, — сказал Шебаршин.
Они пошли к многоэтажным домам на пригорке за речкой, это место называлось «городок». Здесь были разные магазины: «Гастроном», «Кулинария», «Книги», и даже в одном из домов — «Вечерний ресторан». В соседнем здании находилась гостиница.
Фойе гостиницы было просторным, на журнальных столиках лежали свежие номера газет, в специальном стеклянном шкафу, на полках, стояли горшочки с разнообразными кактусами.
Администратор гостиницы очень тщательно и несколько раз просмотрела все бумаги и сказала Серегину, возвращая ему паспорт и командировочное удостоверение:
— На вас заявки нет.
— Как же! — возмутился Шебаршин. — Я сам сюда звонил, заказывал. Сам лично!
Администратор еще раз посмотрела бумаги.
— Не знаю, нет.
— Безобразие! Надо искать как следует! Где у вас директор?
— Его уже нет на работе, — пояснила администратор и посмотрела на часы, давая этим понять, что рабочее время у всех кончилось.
— Безобразие! — гудел Шебаршин. Он воспринял это как личное оскорбление. — Завтра пойду к директору завода, доложу. За такое дело с работы снимать надо, вот что!
— А что я могу сделать? Сегодня столько народу понаехало, не только номеров, даже одиночных мест нет. Ульяна Петровна, может, ты к себе возьмешь? — обратилась администратор к поливавшей цветы старушке в темном халате. — На одну ночь. Завтра с утра номер освободится.
— Да если хотят, пусть идут, посмотрят, — сказала Ульяна Петровна. — Может, еще и не понравится. Здесь же близенько, в Матвеевке.
Деревня Матвеевка тоже располагалась на берегу реки, но по иную сторону завода. Все дома в один ряд, окнами на дорогу. Между домами высокие дощатые заборы — с улицы не увидишь, что делается во дворе. В каждом заборе — калитка с кованым кольцом. Вход в дом с крыльца во дворе. И еще одна калитка со двора — в огород. Огороды за домами — к реке.
— Вот вам горница, — предложила Ульяна Петровна Серегину, предварительно скинув туфли в коридоре и босой проводив его. — Тут и будете спать. Я летом сплю на крыльце. Зимой — на кухне возле окна, а летом, как тепло начинается, так тут. А вы выбирайте комнату любую, которая понравится.
В горнице было прохладно. Окна с улицы затеняла сирень. Стены завешаны самодельными ковриками: в свое время такие продавали на базарах, с лебедями и голубыми озерами. На полу — вязаные половики, их так много, что не видно половиц. Высокая никелированная кровать, на которой под серебристыми шариками повязаны розовые, из атласной ленты, бантики.
— А вот тут все мое хозяйство, — сказала Ульяна Петровна, выходя во двор, поглядывая на замешкавшихся у крыльца Шебаршина с Надей. В дальнем углу двора стоял поросенок. Какой-то странный. Серегин еще не видывал таких. Длинный и тощий.
— Хочешь поесть? — обращаясь к поросенку, спросила Ульяна Петровна.
Поросенок нервно передернулся всем телом и, мотнув головой, ответил:
— Ню…
— Может, хоть немножечко? — заискивала Ульяна Петровна.
— Ню… — Поросенок капризно дернул головой и отвернулся.
— Вот мое наказание! Да еще Сашка! — В это время с улицы раздался не то что плач, а громкий рев:
— Я им покажу-у!
— Идет! — сокрушенно вздохнула Ульяна Петровна. — Идет мое чадо. — И тотчас от толчка калитка открылась, и во двор вошел мальчишка лет пяти. В фуражке, брюки на одной лямке.