— Здравствуй, Нюсенька! Здравствуй, Валюша! — приветствовал Помпей Помпеевич пробегавших мимо девушек.
— Что вы принесли, показывайте?
Сережа развернул плед.
— Очарова-а-ашка! — возликовал Помпей Помпеевич. — Очарова-а-ашка!
Сережа обрадовался было, но заметил, что Помпей Помпеевич смотрит не на люстру, а вверх, на спускающуюся по лестнице девушку.
— Очарова-а-ашка! Здравствуй, Машенька!
И только когда девушка скрылась, с постепенно тающей улыбкой он опустил очи долу.
— Какая пре-лесть! Произведение искусства! — и вздохнул. Теперь он рассматривал люстру. — Смотрите, как умели делать древние мастера. Пре-елесть! — Он еще послал кому-то несколько воздушных поцелуйчиков, а затем аккуратненько, двумя пальчиками снял у Сережи с лацкана воображаемую соринку. — И это вы хотите продать? Зачем?
— Как зачем?
— Через двадцать лет ей цены не будет. Не надо, не продавайте. — В голосе у него было столько хрупкой, с трудом сдерживаемой дрожи и волнения, что Сережа обеспокоился, как бы он не разрыдался. — Не продавайте. Тем более, что для моей картины это вовсе не нужно. Вы попали не по назначению.
— А кому же нужно? — растерялся Сережа.
— Никому! Очаровашка!.. Вы смотрите, какая очаровашка. Здравствуй, Люсенька!
Пришлось Сереже идти в комиссионный магазин. У дверей в комнату оценщика стояло несколько человек. Сережа встал в очередь, прикидывая, сколько же здесь придется торчать, но неожиданно раздался зычный возглас:
— Серж! Вы? — Маврин оглянулся. Перед ним стояла Лара Николаевна. — Вы по какому поводу?
На этот раз она была в водолазке навыпуск, в вельветовых, в обтяжку, как гимнастическое трико, брюках, на ногах римские сандалии, перепоясана широким ремнем с громадной пряжкой. Но это лишь условно сказано — перепоясана, ибо спереди ремень провисал свободной петлей. Сереже пришлось объяснить, зачем он здесь.
— Покажите, покажите! — потребовала Лара Николаевна. — Ого! Да это как раз то, что мне надо! — воскликнула она. — Продайте мне! Я очень люблю старую бронзу и собираю ее! Оцените сейчас, сколько будет стоить, и я беру. Только при одном условии! Деньги несколько позднее. Когда получим премию на конкурсе.
— А вы надеетесь получить?
— Конечно! — уверенно ответила Лара Николаевна. — Плох тот солдат, который не мечтает стать генералом! Я совершенно не собираюсь делать из этого секрета! Мы работаем над очень интересной схемой «пирамидального» коммутатора. Такой схемы еще ни у кого нет!
Сережа впервые слышал это определение. Но уже само название как бы подсказывало, что здесь что-то величественное, значительное. Как важно найти нужное слово!
— Как сказал профессор Бэмс: «Удача начинается с удачно подобранного названия»!
— Кто, кто сказал? — не поняла Лара Николаевна.
— Профессор Бэмс.
— А-а, — произнесла она, усиленно пытаясь вспомнить, кто же это такой. Она и не догадывалась о том, о чем знали все в группе Буркаева: такого профессора никогда не было и нет. Просто это Сережина выдумка, которой он пользовался часто, и во многих случаях она помогала ему.
Поездку в обеденный перерыв организовал тоже, конечно, Юра Белогрудкин. Возможно, он зачем-то ходил в отдел технической документации или случайно встретил Тараса Петровича и в своей обычной манере сумел легко и быстро с ним договориться. Минут за пять до обеденного перерыва Юра явился в комнату и громогласно объявил:
— Все желающие поехать купаться, быстренько собирайтесь! Тарас Петрович с машиной ждет нас внизу!
— Ура-а! — воскликнула Даша.
В городе по-прежнему стояла жара. В обед все обычно бежали в спортивный зал, к душевым кабинкам, возле которых выстраивалась очередь. А тут — поехать купаться!
Тарас Петрович Чиж, начальник отдела нормализации и стандартизации, прохаживался возле своего «шевролета».
— Прошу! — любезно пригласил он. — Усаживайтесь.
Даша села рядом с Тарасом Петровичем, а все остальные — Белогрудкин, Сережа и Буркаев — на заднем сиденье. Сережа сжался в комочек, чтобы занять поменьше места, а Белогрудкин откинулся, дабы не помять хорошо отутюженные светло-бежевые брюки. Тарас Петрович гнал на бешеной скорости, закладывая немыслимые виражи, даже сидел с каким-то особым шиком, что-то тихонько мурлыча себе под нос.