— Вы мерзавец!.. Вы гадкий!.. Не прикасайтесь ко мне!
А Вовик тут же уснул, как бы ничего и не случилось.
С этого момента он стал чужим для нее. Утром он встретил совершенно иную Дашу, замкнутую, незнакомую.
Так ничего и не поняв, да особенно и не стараясь понять, что произошло, он ушел от нее.
И Даша теперь жила настороженная, робко присматривающаяся ко всем, как будто ее обманули и в книгу ее жизни вклеили чужую страницу.
Оставшись одна, Даша еще нетерпимее стала ко всему, что ей казалось хоть малейшей неправдой, где ей виделась хоть какая-то нечестность. И считала, что в таких случаях надо высказать все до конца, вслух. Это долг каждого. Вот почему с первого же дня появления в лаборатории, куда она попала после техникума по распределению, она с такой беспощадностью обрушилась на Юру Белогрудкина. Хорошо хоть Юра, обладающий мягким характером, мгновенно «адаптировался». «Милочка, ведь я хороший, — не обращая внимания на ее тирады, говорил он. — Девушки любят только хороших. Их много, а я — один. И мне всех их жаль, у меня такое мягкое, отзывчивое сердце, потому я не знаю, кому отдать его, чтобы не обидеть остальных».
И хотя в лаборатории нельзя жить и работать в одиночку, но для Даши и здесь все окружающие были такими же прохожими, как те, которые шли мимо ее окна.
Но незаметно — Даша и сама не поняла, каким образом это произошло и когда, — в ее жизнь вклинился Буркаев. К своему удивлению, она начала замечать, что ей хочется выполнять как можно лучше ту работу, которую поручил ей именно он, хотя он ни разу не похвалил ее. Ей делалось грустно, когда подходили выходные дни и она знала, что два дня не увидит его. Она все чаще и чаще стала думать о нем.
В это время и появилась у них в лаборатории Инна. Красивая, эффектная. Ее рабочее место оказалось рядом с Дашиным. Но Даша всегда ощущала между собой и новой сотрудницей дистанцию. В первый же день Даша увидела у нее кулон из янтаря, внутри которого, в застывшей прозрачной капельке, находился муравей, симпатичный рыженький муравьишка с усиками. Говорили, что такой янтарный камушек стоит дорого — именно потому, что в нем замурован муравей. Но Даше было очень жалко его, и, когда она смотрела на Инну, ей хотелось, чтобы муравьишка вдруг ожил, зашевелил усиками, задвигал лапками, побежал вместе с другими по солнечной полянке. Ей так и хотелось сказать ему: «Ну побеги, побеги!»
Из их группы за грибами ехали четверо: Буркаев, Белогрудкин, Маврин и она. Даша сидела забившись в дальний угол крытого брезентом кузова. Ехали уже третий час. Всех сморил сон. В щели сифонил ветер, полоща края брезента. В светлом прямоугольнике заднего борта мелькала убегающая дорога. Темные елочки выскакивали на обочину, как балерины в пышных юбочках. Даше было зябко, почему-то думалось, что именно вот так все и должно быть. Что «все» — она и сама не знала, но чувствовала — вот так. Она была в пиджаке и парусиновой фуражке.
Буркаев тоже не спал. Сидел, не замечая, что Даша смотрит на него. Она сейчас могла смотреть на него, сколько хотелось.
Светлело. Пробелела дорога. Поблекло небо. Машина свернула на проселок и принялась раскачиваться, словно баркас. В кузове все проснулись.
— Что, приехали? — спрашивали тихо.
— Прибыли.
Пока все разбирали корзинки, разминались, укладывали барахлишко, Сережа убежал метров на тридцать. Вот и остальные направились в лес. Даша пошла по дорожке. Она шла, прислушиваясь, что происходит у машины, где остался Олег. Пройдя метров двести, вернулась. Олег переобувался.
— Вы потеряетесь, — сказала она. — Все уже ушли.
— Догоню.
Переобувшись, поднялся и направился в лес, не догадываясь, что она ждет его. И хорошо, что не догадался.
Она опять пошла по дорожке, засунув руки в карманы пиджака, упираясь кулаками в их донышки. Где-то далеко впереди аукались грибники. И там с космической скоростью шнырял по кустам Сережа. Слышалось, как ветки на кустах стегали его с посвистом. Грибы ему попадались громадные, как зонтики.
А вот Белогрудкин собирал только крошечные — он будто доставал их из-под земли, мини-грибочки, ковыряя во мху ножичком.
— Миль пардон, мадам! Я вас немножко побеспокою! Переставьте, пожалуйста, свою божественную ножку.
Даша сдвигалась в сторону, и он чуть ли не на том месте, где стояла она, выковыривал беленький грибочек.
— Благодарствую! Ха-ха-ха!
День выдался жаркий. Появились мелкие назойливые мушки, зашныряли ящерицы. Весь мох под соснами был утыкан горькушками, коричневыми и твердыми, будто сшитыми из кожаных обрезков.