Олег установил потенциометр в нужное положение, и контрольный импульс на экране осциллографа принял необходимые размеры и форму. И стоило из-за этого ехать!
Как раз в этот момент в помещение, где находился Олег, вбежал Родион Евгеньевич Новый, очевидно прослышав о приезде.
— Что это такое! — закричал он. — Ваш прибор не работает! Мы из-за него на три дня задерживаем испытания. Должны сидеть сложа руки! — Он, как всегда, был верен своему принципу: создать как можно больше шума.
— Почему же не работает?! — возразил Олег. — Взгляните на экран!.. Я к прибору еще не прикасался. Просто нужно установить усиление как следует… А если впредь будут еще подобного рода телеграммы, вы к нам больше не обращайтесь. Что это? Как понимать? — Олег передал ему полученную телеграмму.
— «Поздравляю Сухонина. Прибор не работает», — вслух прочитал Родион Евгеньевич. — Тут какая-то ошибка! — закричал он. — Я такой телеграммы не подавал! Там было «Подразделение Сухонина». Переврали! Честное слово! Сейчас проверим! Элеонора Ивановна!
В помещение вошла длинная и тонкая, как вязальная спица, уже не молодая женщина. Она работала инженером, но одновременно выполняла при Родионе Евгеньевиче функции своеобразного секретаря: записывала в специальную тетрадь тексты высылаемых телеграмм и получаемые на них ответы.
— Проверьте, пожалуйста, что мы там послали в институт Сухонину?
Элеонора Ивановна открыла тетрадь точно на нужной странице, словно держала ее заложенной пальцем. Показала запись Родиону Евгеньевичу и Олегу.
— Что я вам говорил! — воскликнул Родион Евгеньевич, повернувшись к Олегу. — Переврали на почте!
Наверное, так оно все и произошло: непривычное слово «подразделение» переправила где-то очередная Гвыздя на более распространенное «поздравляю».
Элеонора Ивановна собралась было уходить, но задержалась, протянув Родиону Евгеньевичу бланк ответной телеграммы:
— Это, наверное, вам?
— Что это? — Родион Евгеньевич выхватил у нее из рук бланк.
«Хреновому главному конструктору тчк специалист выезжает тчк Сухонин тчк».
Родион Евгеньевич перечитал текст, хмыкнул и швырнул бланк на стол. Элеонора Ивановна стояла рядом и ждала.
— Ответ нужен?
— Не надо.
Олег мог поклясться, что сам слышал, как Пекка Оттович продиктовал Гвызде иной текст. И просил проставить инициалы, чтобы не было какой-нибудь путаницы. Единственное, в чем Олег не мог поклясться, что это не специальная проделка Пекки Оттовича. Очень уж похоже.
Телеграмма оказала, сильное воздействие на Родиона Евгеньевича. Он ходил присмиревший. И когда Олег пришел сообщить ему, что собирается уехать, так как считает, что здесь ему делать нечего, Родион Евгеньевич стал чуть ли не умолять его остаться хотя бы на недельку, так как при испытаниях мало ли что может случиться. В прежние времена он с ним об этом и разговаривать не стал бы, просто продержал бы ровно столько, сколько можно пробыть, не переоформляя командировки.
Неделю Олег прожил в Межциемсе, в этом маленьком прибалтийском городке.
Стояла левитановская осень. Весь город был пронизан золотым, исходящим от каштанов и кленов, светом. Казалось, светится все: деревья и тротуары, засыпанные шуршащей под ногами листвой. При полном безветрии листья, отделившись от ветки, кружились в воздухе и беззвучно касались земли. Изредка цокало об асфальт — это осыпались каштаны. Ударившись о мостовую, они раскалывались на две половинки и лежали, как створки раковины-беззубки, а если пошарить под листьями рядом, можно найти два темно-коричневых, словно отполированных, зерна.
Дома вдоль улиц, крытые черепицей, стояли в садах, среди аккуратно подстриженных яблонь, с которых полностью облетела листва, но на почерневших, оголившихся ветках еще висели неубранные крупные яблоки. Пожилые мужчины, и по одежде, и внешностью чем-то похожие один на другого, сметали с асфальтированных дорожек листву; увидев Олега, снимали шляпы и уважительно приветствовали: