— Ага…. — ну что сказать — «Остапа понесло». Султан чуть со стула не упал, когда начал хохотать и выпускать при этом тяжелый дым изо рта, потом он даже слезу смахнул с лица.
— Мне все с тобой ясно. Сейчас, если ты хочешь жить, ты будешь слушать меня! Помимо тех сведений, что мне исправно поставляли мои преданные подданные, я так же получал письма от моих приближенных. Именно они назвали тебя человеком, который не боится боя, не стесняется убирать грязь, и добр к разбитому сердцу Силиссы. Они писали, что ты человек, а не демон, как говорят другие; ты любишь сестру, и пошел наперекор мне, дабы она была счастлива, и осудят меня Боги, если я не прав, но она действительно приехала счастливой, какой я ее давно не видел. Смех раздается в нашем дворце, словно твоя мать все еще жива. Мой собрат так же выразил радость от того, что ты вновь не отрекся от его дочери, а Визерис утверждает, что ты все тот же мой сын, который стал немного серьезнее. Немного. Но главное, ты взялся за свою дурную голову! Ты учишься и желаешь это дело продолжать.
— Это значит, что у меня будет испытательный срок?
— Это значит, что у тебя будет свадьба, ты останешься моим сыном, и если я не пожалею об этом, то и трон останется за тобой или твоим сыном. Но учти, что ты сейчас ходишь по очень тонкому камню «сынок». За тобой я буду следить постоянно, и не дайте Боги, тебе оказаться тем, кем тебя считают Аффанисты.
— Я так посмотрю, с вашим сыном отношения у вас были не самыми теплыми? — я, конечно, перегибаю, но что-то расслабился после его последних слов.
— Ты прав. — Неожиданно легко ответил Султан, поднялся и подошел к большому окну. — Тиберий был не таким сыном, как я того хотел. Я был воином, я всю жизнь боролся за все в этой жизни, добивался мечты и власти. А он жил словно щенок, радуясь мелочам и плача от огорчений. Если бы он попал в ситуацию, из которой выбрался ты, он просто порезал бы себе руки. Он не умел и не хотел жить без благ, он не брал в руки меча, он считал себя выше всех своих братьев и сестер, да что-там, он считал себя выше меня! И именно поэтому, я и даю тебе шанс. — Султан посмотрел на меня тяжелым таким взглядом. — Я вижу перед собой сына, но ты не мой сын. Ты человек, который воплощает большую часть моих желаний и представлений о наследнике, но именно поэтому мне и страшно давать тебе право на жизнь здесь. — Я стоял молча, сказать было нечего, да и страшно. — Но при всем при этом, я много раз видел, как меняются люди выходя из горячки боя и сейчас я вижу в тебе, как мог бы измениться мой сын. Ты знаешь, как он согласился на свадьбу с Силиссой?
— Визерис сказал, что я одобрил ее портрет.
— Визирь добр к твоим чувствам, но он соврал. Тиберий отверг ее, и я пригрозил, что задушу его собственными руками, прямо в этой зале, если он не станет делать все что в его силах во благо Кхалешата. И он рыдал, рыдал как последняя сука скотского двора. — Султан едва не сплюнул на пол с отвращением на лице. — Боги мне свидетели, когда я узнал о крушении корабля Тиберия и Луссы, я плакал не по нему, а по дочери. Ты знаешь, как Лусса похожа на твою мать? Нет? Она ее чистая копия. Я до самого вашего приезда знал, что ты не будешь жить при дворе и носить мое имя. Но когда я встретился со своей дочерью, немного ранее, я пересмотрел все, что мне говорили. Я так давно не видел ее улыбки, не слышал ее смеха и девичих глупостей. Она просила за тебя, больше чем за себя. Как и ты в самом начале разговора запросил за нее. У меня никогда дети так не ладили. Я одобрил твой выбор ей мужа, хотя мне и стоило бы тебя высечь за это.
— Если это важно, я могу потерпеть. — С серьезным лицом ответил я.
— И потерпел бы, не в первый раз. Однако когда ты спалил того менестреля…. — Султан расплылся в такой радостной улыбке, что и мне захотелось улыбнуться, жаль, что рвота к горлу подступила. — За такой поступок, я тебе все прощаю. Только ответь, зачем ты убил человека в чужом доме?
— Великий Султан, я бы не хотел об этом говорить. Одна только мысль, что это тело…. — мдя, батюшка мой начал ржать так, что даже по стенке застучал, а до меня долетала его слюна.
— Ох и рассмешил…. — он снова смахнул слезу. — Никто это тело не трогал. Этот голубь был просто влюблен в Тиберия и пел ему песни да гладил спину. Неужели ты подумал, что я бы позволил так позорить мой род? Я бы лично спалил половину дврца!
— Ну,… я ваших традиций не знаю. — Развел я руки с невероятным облегчением.
— А вероятно стоит. Я прикажу Визерису все тебе рассказать.
— Благодарю.
— Принимаю. А теперь проси. — Я натурально впал в ступор.
— А… что просить?
— Что хочешь! Считай это своим последним испытанием перед приемом в семью. — Я задумался, но слова правителя об испытании, большого разгона мысли не добавляют.