Они потащили Дилана к выходу. Ной оглядел комнату – мистера Тейера нигде не было видно, но тут из спальни доктора Тейер вышла Таскани.
– Везете его в больницу? – встревоженно закричала она. – Я тоже поеду.
– Найди своего отца, – отозвался Ной.
– Зачем? Вы лучше его позаботитесь о Дилане.
– Сейчас же найди его, – строго сказал Ной.
Таскани исчезла. Ной с Оленой молча стояли возле двери, придерживая почти потерявшего сознание Дилана. В комнате было столько народу, что на них никто не обращал внимания.
И тут из-за угла показался мистер Тейер со стаканом в руке. Рукава рубашки у него были закатаны, на лице сияла широкая улыбка, но в глазах таилась холодная ярость.
– Что вы сделали с моим сыном? – Пальцы, сжимавшие стакан, побелели.
– Ваш сын накачался транквилизаторами вашей жены, – ответил Ной.
Мистер Тейер взглянул в побелевшее лицо Дилана, потом перевел взгляд на Ноя и Олену.
– Вы его куда-то хотите везти?
– Вам надо сейчас же отвезти его в больницу, – сказал Ной, чувствуя промокшую штанину Дилана.
– Мне надо? – засмеялся мистер Тейер.
Ной наклонился вперед и высвободил руки. Мокрый от мочи, Дилан повалился на руки своего отца. Мистер Тейер держал сына одной рукой так же равнодушно, как клюшку для гольфа. В другой у него по-прежнему был стакан.
Ной открыл рот и тут же закрыл. Он был не в силах выразить переполнявший его гнев и в то же самое время не сомневался, что мистер Тейер доставит Дилана в больницу. Олена взяла Ноя за руку.
– Спокойной ночи, мистер Тейер, – сказала она.
Олена открыла входную дверь и повела Ноя из квартиры. Он в последний раз обвел блуждающим взглядом апартаменты и поймал взгляд стоявшей на балконе Таскани. Она кивнула: она позаботится о том, чтобы Дилана отвезли в больницу.
Ной и Олена прошли несколько кварталов по залитой лунным светом Парк-авеню, прежде чем взяли такси. Ной сидел откинувшись на спинку сиденья, гладил Оленины волосы и смотрел в окно. В кармане рубашки лежал жесткий прямоугольник – чек. Уголки его царапали грудь. Этот кусочек картона был теперь единственным его оружием против них. В своей ненависти он хотел, чтобы они заплатили за все – за равнодушие к собственным детям, за свое богатство, за то, что они считали себя выше его. Он депонировал чек в ближайшем банкомате, прежде чем вернуться домой. После он решит, как поступить с этими деньгами.
12
– Я не могу это сделать, старик, ну не могу я. – Дилан прижался к дверце машины.
Сжимавшие руль пальцы Ноя побелели. Он сочувственно посмотрел на Дилана, в то же самое время зорко, напряженно поглядывая на зеленые лужайки школы Горацио Манна. Несмотря на уверенность, что поступает правильно, он не мог избавиться от ощущения, что совершает ошибку.
– Конечно, можешь. Тебе нужно набрать всего на двадцать баллов больше. Это плюс два-три верных ответа, не больше.
Дилан уставился на крышку бардачка, потом глянул на зеленевшие в лучах утреннего солнца газоны школы Горацио Манна.
– Вот дерьмо-то. Ты по уши в дерьме, помяни мое слово.
Когда прошлой ночью Ной посадил его к себе в машину, Дилана обуяла ярость. Но снотворное сделало свое дело, и утром он проснулся в квартире Ноя бодрым и отдохнувшим.
– Это твой последний шанс сдать экзамен, Дилан. Я его сдавать за тебя не собираюсь, и твоя мать уже не успеет никого нанять. А я и так уже по уши в дерьме, так что меня пугать не надо. Иди и сдай свой чертов экзамен.
– Зачем ты это со мной делаешь? – спросил Дилан.
– Ты должен сдать его сам. Если ты не сделаешь это сам, то вся твоя будущая учеба – это лажа. Ты должен начать ее правильно.
– Отвези меня домой. Ты меня уже достал. Я уже просек твой идиотский план. И я не хочу ни в какой колледж, потому что ты этого хочешь. Так что отвези меня домой, черт бы тебя побрал. – Дилан щелкал замочком бардачка.
– Послушай, тебе нужно только сосредоточиться. Ты сегодня хорошо выспался, мы все это повторяли…
– Что? Да я ни хрена не петрю! У меня ж ни одного шанса!
– Да от тебя же не много требуется! Каких-то 1580 баллов! И вот как ты их заработаешь: каждая математическая секция содержит двадцать задач. Забей на пять самых трудных и правильно реши пятнадцать легких. Из предложений тебе достаточно правильно дополнить всего лишь половину. На чтении сосредоточься, используй сэкономленное время. Попытайся. У тебя получится. Правда.
Дилан рванул ремень безопасности:
– Ты придурок.
– У тебя получится. Да у тебя и нет выбора. Мы уже приехали, и ты есть в списке. Отступать некуда. И на этот раз у тебя все получится.
Дилан ударил кулаком по дверце.
– Ты придурок! – прорыдал он.
– Брось. Просто иди и сдай экзамен. Тоже мне великое дело. Два миллиона ребят, кроме тебя, как-то же с этим справляются.
– Это типа шантаж, или как там это называется…
– Значит, я шантажирую тебя, чтобы ты сдал свой собственный СЭТ? Ладно, пусть это будет шантаж.
Дилан открыл дверцу, поставил ноги на тротуар. Ной включил зажигание. Дилан повернулся к нему. Дверца ударила по его забинтованной лодыжке.
– Подожди. Нет, правда, может, ты все-таки сдашь? Мы даже уже сделали тебе липовое удостоверение.
– Нет. Иди на экзамен.
Дилан ударил себя по здоровой ноге и посмотрел на школу. Тут его узнала проходившая мимо девушка. Дилан вяло махнул в ответ. Он сноба повернулся к Ною:
– По крайней мере подождешь меня? Чтобы я знал, что ты где-то здесь?
Ной выключил зажигание и медленно вынул ключ.
– Да, – спокойно ответил он, – я подожду тебя, если ты хочешь.
– Ладно.
Теперь, когда он понял, что уломать Ноя не получится, Дилан, казалось, ощутил прилив энергии. Он сделал глубокий вдох и выбрался из машины. Поскольку на больной ноге у него все еще была шина, ему было не так-то легко выбраться на тротуар со всеми своими калькуляторами и карандашами. Ной достал ему с заднего сиденья костыли. Дилан неуверенно улыбнулся. Ной хотел помахать в ответ, но Дилан уже отвернулся. Прижимая к ручке костыля регистрационный билет, Дилан заковылял к зданию школы. Та девушка, что ему помахала, дожидалась у входа; она помогла Дилану войти. Они вместе скрылись за дверью.
Ной отстегнул ремень и откинулся на спинку сиденья. Вот уже несколько лет, как он бросил курить, но сейчас он бы не отказался от сигареты.
Молодой человек в потрепанном «датсуне» на школьной парковке (сигарета была бы последним штрихом) – разве не чудесная иллюстрация преемственности поколений?
Он смотрел, как прибывают манновские вундеркинды. Они доставали пропуска, двое спорили о более точном определении слова «дремота». На всех были самые обычные легкие тренировочные брюки и футболки, но уж очень они выглядели подтянутыми, уж больно нарочито были растрепаны у них волосы. Каждый из них сделает все, что сможет, и ни один не признается, что сделал все, что мог. Они специально прошли неблизкий путь пешком, чтобы выглядеть как можно более непринужденно.
Когда мимо перестали проходить ученики, Ной открыл дверцу и вышел на идиллический пришкольный газон. Он слушал, как шелестит листва под его ногами, как жужжит вдалеке газонокосилка. У него было три с половиной часа и никаких дел, кроме того, чтобы бродить по кампусу и думать.
Прошлой ночью он почти не спал и слишком много выпил. Федерико было трудно уломать, потребовалось шесть банок пива, чтобы он согласился. Без его помощи Ной обойтись никак не мог: консьержи знали Федерико как друга Дилана и впустили его в дом в десять вечера, не спрашивая разрешения у Тейеров-старших. А Дилан не раздумывая проглотил все снадобья, что принес Федерико, тем более что это были снотворные пилюли и бета-блокаторы. А потом они увезли Дилана в Гарлем, чтобы он как следует выспался перед экзаменом. Другого выбора у них не было: доктор Тейер не верила в своего сына, она никогда не даст ему сдать экзамен самостоятельно – просто наймет кого-нибудь другого. Значит, оставалось согласиться с ее планом – и действовать по собственному усмотрению. Но все же это было только отговоркой, и Ной содрогался всякий раз, как на него накатывалось осознание значительности того, что он совершил.