Что же это такое - не успеешь привыкнуть, узнать, подружиться, а уже куда-то все проваливается...
Все время надо с кем-то расставаться, а расставаться так печально...
И что ему, Тусе, за дело, что появились в его жизни какие-то новые, незнакомые и, наверно, хорошие люди - Алик, Сергей - и еще появятся, и радости еще будут, новые, незнакомые, что ему за дело до всего этого, если сейчас так плохо...
Эпилог
В книгах старинных писателей почти всегда бывал эпилог, то есть заключение, в котором они считали своим долгом сообщить читателям, живы ли, здоровы ли их герои, что сейчас делают и какие у них планы на будущее.
Я думаю, это потому, что писатели прошлого очень уважали своих читателей и не хотели, чтобы у тех оставались какие-нибудь неясности после чтения их книг. В этом смысле - да и не только в этом - надо брать пример с тех писателей.
Вы, конечно, поняли, что главный герой моей повести - Туся Пряников.
Теперь Туся Пряников - взрослый.
Попробуйте угадать, кем он стал.
Туся Пряников - учитель.
Специальность - учитель географии.
Планы на будущее - учитель географии.
Кое-кто из вас поморщился. А зря. Тот, кто морщится, сам может стать учителем, при виде которого другие будут морщиться.
Туся Пряников не такой.
Но это особая тема. Может быть, когда-нибудь я за нее возьмусь.
Туся Пряников первым прочел эту повесть. Когда он прочел ее, мы сели с ним в трамвай, медленный и гремящий на стыках, и поехали в старый парк.
Дом стоял на прежнем месте. И сад тоже. А у крыльца - старая железная бочка. Вот и все. Разве мало?
Кто мог подумать, что старая бочка простоит под стрехой столько лет и ничего с ней не сделается? Только чуть больше врастет в землю и станет совсем черной от времени. И встретит нас такой же светлой каплей, прозрачной, горящей на солнце, и эта капля на мгновение повиснет в воздухе... А вот и еще, и еще одна. Тра-та-та... Тра-та-та... Это ветерок подул, и капли западали быстрее, словно торопясь спрятаться в бочке. А там тонкая ряска, мохнатая, рыжая, чуть колышется, и капли едва пробивают ее. Совсем черная стала бочка, и паук свил в ее черноте свои черные сети, и сам спрятался в тени, а кругом - жара!..
Но все это до первого настоящего дождя! И тишина, и паучье счастье, и мохнатая ряска... А потом - опять тишина, и опять дождь, и опять... Точно невидимые качели: вперед - назад, вперед - назад...
Дяди Вовы нет. Левы Тройкина нет - умер с голоду Лева Тройкин в Ленинграде, во время войны; многих еще людей нет, и мы стали другими, и мир кругом другой, а старая бочка под стрехой стоит себе и стоит. Даже удивительно! Трудно в это поверить. Может, это другая бочка, не та? Может, и двор не тот, и дом не тот?..
Нет. Все то.
Кирпичи вокруг бочки лежали - так и лежат, только потрескались и позеленели, а в одном вода ямку выдолбила - розовую, пористую.
Между кирпичами - ромашки. Тогда тоже были ромашки... И лебеда... И подорожник...
Да и бочка, конечно, та же. Мы ее сразу узнали. Просто когда-то она казалась нам больше...
Дядя Вова пропал без вести в начале войны. Подробности мы с Тусей узнали совсем недавно.
Слышим как-то по радио: можно попытаться найти родственников, пропавших во время войны. Многим уже помогли в радиокомитете. По просьбе сына - мать нашли. Отцу - дочь отыскали. Мужу - жену.
Может быть, и нам помогут. Попробуем дать объявление...
Дали. Ждем. Однажды вечером является гость. Старичок. Но еще крепкий. Скромный такой, приветливый. Руку жмет - пять минут не отпускает. Прямо в глаза смотрит, улыбается от души.
Мы - старичка под руки и за стол.
Вот что говорил за столом Федор Семенович Жарков - в прошлом сапер и слесарь, теперь - пенсионер.
"Ни-ни-ни! Избави боже! Выпью - плакать начну... Такое дело... А про товарища Пряникова, пожалуйста, все, что знаю, расскажу. Служили мы с ним саперами. Немцу на память фугасы оставляли... Неразбериха была: сейчас свои, через час - чужие...
Заминировали один объект и видим: тормозит на дороге "эмка". За рулем майор. Раненый.
"Лейтенант, - спрашивает он товарища Пряникова, - можешь машину водить?"
"Могу", - отвечает товарищ Пряников.
"Бери руль, - говорит майор, а сам на наших глазах кровью истекает. В машине у меня сумка с документами, карты там... Мы окружены, надо прорваться..."
Сказал - и голова набок. Мы майора перевязали и на заднее сиденье. Сами в машину. Веришь - нет: баранка, сиденье - все в крови!
Товарищ Пряников на шоссе и - ходу!
Смотрю по сторонам, вижу танк. Из деревни, наперерез, прямо по полю шпарит. Майор бредит, кричит: "Вперед! Вперед!"
Танк начал пристреливаться. Осколок заднее стекло пробил. Впереди, на счастье, поворот...
И вот тут я, грешный человек, подумал: "Господи, почему это мы с товарищем Пряниковым должны погибать из-за каких-то штабных бумажек?"
А товарищ Пряников будто подслушал меня.
"Федор Семеныч, говорит, сейчас я приторможу вон у той рощицы. Бери сумку с бумагами и... До ночи отсидишься, а там пробирайся к нашим. Сумку - смотря по обстоятельствам - можешь спрятать в приметном месте..."
Я говорю:
"Товарищ лейтенант, а вы как же?"
Он кивает на майора:
"А его куда?"
Я молчу. Что тут скажешь. Конечно, мы с ним случайные встречные, а ну, как сам в такое дело попадешь...
"Попробую проскочить, - говорит товарищ Пряников, - может, успею его в госпиталь сдать..."
Я говорю:
"Разрешите остаться".
А он:
"Не мешкайте, Федор Семеныч. Выполняйте".
Притормозил. Я - в канаву, трава надо мной сомкнулась, даже не успел сказать прощай... Такое дело".
- А дядя Вова?
Это Туся не выдержал.
- Кто-кто? А, товарищ Пряников... Дальше запылил... Лежу это я в канаве. Снаряды - бах, бах! - по дороге, танк мимо прогрохал, опять - бах, бах! Только к вечеру тихо стало...
- А дядя Вова?
Это опять Туся.
- Ничего больше не знаю, желанный мой. Дальше начинается история моих скитаний. Если интересно - пожалуйста..."
Вот и все, что мы узнали про дядю Вову. Если вы что-то услышите мало ли придется, - сообщите нам с Тусей.
Мы будем вам очень благодарны.