— Ты знаешь, Джхутимес, что фараон считает силы Кемет недостаточными для борьбы с хатти.
— Знаю! Но если силы союзников объединятся, опасаться нечего. Мы возьмём хатти в тиски, мы можем стереть с лица земли это царство. Нужно уговорить фараона согласиться на военные действия, убедить его, что этот поход может быть таким же победоносным, как войны великого Джхутимеса III. И тогда во всём мире уже не будет государства сильнее Кемет! Только...
— Что только, Джхутимес?
— Есть ещё нечто, чего опасается Душратта: кое-кто из хатти пытается завязать тайные связи с влиятельными лицами при дворе, и они будут удерживать фараона от войны. Но меня беспокоит даже не это, а нечто другое: если хатти отыщут путь к сердцу какого-нибудь придворного, они могут...
— Что могут?
— Страшно произнести, Хоремхеб. Могут пойти на всё, чтобы остановить фараона...
Я внимательно взглянул на него, он казался очень взволнованным этой мыслью, словно сам некоторое время тому назад не был готов вонзить кинжал в сердце мнимого виновника гибели Кийи. Джхутимес был слабым Человеком, его сердцем могла играть женщина, мог играть коварный враг или умный и хитрый друг. Но то, что он сказал, меня встревожило. Хатти были опасными врагами как на войне, так и за пределами её, и неосторожность митаннийского царя могла привести к неожиданным последствиям. И я сказал Джхутимесу напрямик:
— Устрой мне встречу с его величеством, Джхутимес, умоли его, чтобы он сменил гнев на милость. И смотри, чтобы об этом не узнал Эйе...
ОТЕЦ БОГА ЭЙЕ
...Но я узнал об этом, ибо для меня не было тайн под солнцем страны Кемет, ибо верный раб доложил мне о том, что по просьбе Джхутимеса его величество сменил гнев на милость и принял правителя Дома Войны в своих покоях, где никто не был свидетелем их беседы. Одно только мне удалось узнать — что речь идёт о войне с хатти. И я понял, что должен удержать его величество от неосторожного шага, ибо моя преданность царскому дому была безгранична, ибо моё время ещё не настало...
Книга третья. Закат
Оба наших города разрушены, перепутались дороги.
Я ищу тебя, потому что жажду видеть тебя.
Я в городе, в котором нету защитной стены.
Я тоскую по твоей любви ко мне.
Приходи, не оставайся там один! Не будь так далёк
от меня!
Пристало смерти имя «Приходи».
Кого ни призовёт к себе — приходит.
И смертный страх объемлет их сердца.
Лица её увидеть не дано
Ни людям, ни богам. Её рука
Равняет знатного с простолюдином.
Ни от себя, ни от кого на свете
Её перста вовек не отвести...
ЖРЕЦ МЕРНЕПТА
Кто знал тогда, кто мог предвидеть, что это блестящее царствование уже клонится к закату? Слишком быстро, слишком успешно свершилось то, что казалось небывалым, что не было бы под силу и самому Эхнатону, если бы вдруг решил он повернуть свою дорогу вспять и восстанавливать то, что разрушил. Но прав был мудрый Раннабу, изрёкший однажды под звёздным небом горькую истину: память о разрушителях живёт дольше, имена же тех, кто воздвигает поверженное в прах, стираются в памяти поколений. Оба мы знали, что прогремит в веках грозное имя Эхнатона, что скроется под песками короткой памяти и людской неблагодарности имя Тутанхамона, юного царя, принявшего на свои плечи непосильную тяжесть, которая придавила его к земле и остановила в самом начале блестящего пути. С тревогой смотрел я на него, с тревогой видел, как окрепшие крылья молодого сокола увлекают его всё выше и выше, к самому солнцу. Мой мальчик, сын моего Ба, заменивший в моём сердце всех, кого любил я когда-то и утратил безвозвратно, уже не мог остановиться в своём полёте, не мог сложить крыльев, не мог разжать пальцы и выпустить из них священный скипетр джед, и он так крепко сжимал его, что скипетр переломился...