— У тебя утомлённый вид, Бенамут, — сказал Тутанхамон, всматриваясь в моё лицо. — Может быть, ты нездорова? Скажи мне...
— Я здорова, мой божественный господин. Просто всю прошлую ночь мы проговорили с царевной Ташшур...
Мой господин улыбнулся, в глазах его блеснул лукавый огонёк.
— Это очень хорошо! С тобой она скорее научится говорить на языке Кемет. Надеюсь, она не испытывает недомоганий? Тэйе сказала мне, что она родит ребёнка очень скоро, может быть, через три дня.
— Это так, мой божественный господин. Ташшур и сама это чувствует.
— Надеюсь, это случится ещё до того, как я отправлюсь к моему войску. Повезу с собой радостную весть Душратте! Хорошо ли живётся Ташшур в моём дворце, Бенамут? Не жаловалась ли она тебе на что-либо? Женщины моего дома откровенны друг с другом...
— Нет, господин, Ташшур всем довольна и счастлива любовью твоего величества. Только одного она боится: как бы посланцы хатти не причинили вреда её ребёнку, боится злых глаз. Ведь Супиллулиума, говорит она, наверняка проклинает весь её род.
— Надо думать, и мой тоже, особенно теперь, когда... Пусть Ташшур не боится. Хатти уже не смогут причинить вреда ни ей, ни мне, ни нашему ребёнку. И никому на свете! Пусть мой учитель Мернепта прочтёт над ней заклинание, отгоняющее злых духов, чтобы её успокоить. Я скучаю без её танцев, они меня очень развлекали. А ты умеешь танцевать, Бенамут?
— Умею, господин мой. Но, конечно, не так искусно, как Ташшур. Я не сумею представить гиппопотама, хотя однажды ты назвал меня так в мастерской моего отца.
Тутанхамон рассмеялся от всего сердца, я была рада, что развеселила его.
— Ты и это помнишь? И до сих пор сердита на меня? Что ж, если не хочешь быть гиппопотамом, стань птицей бенну, искусной в танцах. Завтра у меня трудный день, а пока я желаю наслаждаться, как только возможно. — Он поцеловал меня, и я соскользнула с его колен, ответив на ласку моего возлюбленного господина золотому коршуну Нехебт на его небти. — Бенамут, владычица радости, воистину прекрасная, надеюсь, ты ускользаешь от меня только затем, чтобы вновь вернуться в мои объятия? Позови арфиста, пусть он сопровождает твой танец музыкой, укрась свои волосы вот этими белыми цветами, я буду смотреть на тебя, как на саму Хатхор. Нет, не уходи! Дай ещё раз поцеловать тебя...
Явился арфист, старый, сморщенный Меру. Казалось, что он не спал в эту ночь — так быстро пришёл он, так блестели его необыкновенно живые чёрные глаза. Он почтительно приветствовал фараона, который возлёг на роскошное ложе, и сел на циновку в углу, скрестив ноги и тихонько перебирая струны. Я любила танцевать, но никогда ещё не танцевала для моего божественного господина. И сегодня я хотела в танце поведать ему о своей любви, а может быть, и о своей тайной радости. Вот Меру коснулся струн, вот полились волшебные звуки, нежные, и в то же время печальные. Именно такая музыка годилась для ночи любви, именно такая музыка нужна была мне, чтобы вести рассказ о своей любви. И я заговорила — руками, плечами, талией, взглядом. Недолго длился мой рассказ; но божественный господин понял его, я увидела это, когда заглянула в его глаза. Он протянул ко мне руки, обнял меня, прижал к своей груди. И сказал, обращаясь к Меру:
— Теперь ты спой, Меру, спой то, что подсказывает тебе твоё сердце.
Старый арфист почтительно склонил голову, губы его сжались как бы в раздумье, потом он кивнул головой и запел. У него был слишком высокий для мужчины, но приятный голос, который не нарушал, а будто вплывал в благоухающую тишину покоя, где грусть и нежность сплетались, образуя чудесный узор любви. «Процветает он, этот добрый властитель, — пел Меру, — прекрасный конец настиг его. Одни поколения проходят, а другие продолжают существовать со времён предков. Боги, бывшие некогда, покоятся в своих пирамидах, благородные, славные люди тоже погребены в своих пирамидах. Они строили дома — не сохранилось даже места, где они стояли. Смотри, что случилось с ними! Я слышал слова Имхотепа и Джедефхора, слова, которые все повторяют, а что с их гробницами? Стены обрушились, не сохранилось даже места, где они стояли, словно никогда их не было. Никто ещё не приходил оттуда, чтобы рассказать, что там, чтобы поведать, чего им нужно и наши сердца успокоить, пока мы сами не достигли места, куда они удалились. А потому утешь своё сердце, пусть твоё сердце забудет о приготовлениях к твоему просветлению. Следуй желаниям сердца, пока ты существуешь, надуши свою голову миррой, облачись в лучшие ткани, умасти себя чудеснейшими благовониями из жертв богов, умножай своё богатство, не давай обессилеть сердцу, следуй своим желаниям и себе на благо. Совершай свои дела на земле по велению своего сердца, пока к тебе не придёт тот день оплакивания.