— Всё сделаю, твоё величество, только позволь мне позвать сюда телохранителей.
— Да что с тобой такое, Раннабу? Крокодилы, рыбы, змеи — что ещё? Птицы в небе? Или ты думаешь, что только твоё священное присутствие охраняет меня от любой опасности? Хорошо, позови телохранителей, если это успокоит твоё вечно волнующееся за меня сердце. Иди же, Раннабу. Солнце всё не может взойти, может быть, ждёт, когда фараон сделает к нему первый шаг?
Он тихо рассмеялся и шутливо подтолкнул меня в спину. Я поклонился, и Тутанхамон начал спускаться вниз, а я стал торопливо подниматься, боясь поскользнуться на влажных ступенях. Поднявшись немного вверх, я обернулся и увидел, что фараон помедлил некоторое время, прежде чем сделать последний шаг и оказаться в белом клубящемся облаке. Краешек солнечной ладьи уже показался на горизонте, и теперь владычество тумана казалось призрачным, обречённым на гибель. Тутанхамон вошёл в туман, и белые волны сомкнулись за его спиной.
Со всей быстротой, на какую только были способны мои короткие ноги, бежал я вверх по лестнице, торопясь исполнить не столько приказание фараона, сколько настойчивый приказ собственного сердца — позвать телохранителей, чтобы они следовали за фараоном, хотя бы и на некотором расстоянии. Скорей, скорей! Вот я уже наверху лестницы, и я могу быть спокоен, ибо никто не проходил мимо меня, и могу отдышаться, замедлить шаг, смирить своё слишком сильно бьющееся сердце. Вот подхожу я к высокой резной двери, вот открываю её с трудом, ибо она слишком тяжела, вот размыкаю уста, чтобы приказать телохранителям идти за фараоном, а самому отправиться выполнять поручение его величества, Гонцы уже ждут, они давно готовы отправиться в путь и ожидают только приказа фараона, и когда стрела будет пущена, никто уже не вернёт её обратно. Я обернулся и увидел, что туман понемногу рассеивается, вот-вот увижу фараона, но никого не увидел, должно быть, у самой воды туман был ещё густым и плотным. И вдруг до моего слуха донёсся слабый шум и вслед за этим тихий вскрик, от которого холодный ужас пополз по всему моему телу, ослабели колени, закружилась голова... Не помня себя, я бросился вниз, туда, где ещё клубились остатки тумана. Я услышал глухой стон, и бешеный стук сердца едва не помешал мне преодолеть несколько оставшихся ступеней. Теперь я уже знал, что увижу...
Тутанхамон лежал на прибрежном леске, странно согнувшись, обхватив голову руками. Он делал слабые попытки опереться на локти и встать, но, чуть оторвав голову от земли, вновь опускал её с глухим стоном. У меня не было ни времени, ни сил размышлять над тем, что произошло здесь, на берегу, во время моего отсутствия, — я бросился к юноше, перевернул его на спину, на меня глянули измученные, страдающие глаза.
— Помоги мне, Раннабу, — прошептал он, — помоги мне...
Карлики нередко бывают очень сильны, я тоже был силён от природы, к тому же отчаяние ещё укрепило мои мускулы, и я сумел поднять фараона и помочь ему встать на ноги. Обхватив его за талию, подставив свои крепкие плечи, я повёл, почти потащил его к лестнице. Он дышал тяжело и прерывисто, я понимал, что вот-вот он потеряет сознание, и я, надрываясь, тащил его вверх по каменной лестнице ко дворцу, где первый же стражник, увидев нас, немедленно бросился бы на помощь. Но первым увидел нас не стражник, а старый жрец Мернепта, который появился на вершине лестницы и бросился к нам, издав короткий горестный возглас. Он подоспел как раз вовремя, чтобы подхватить на руки потерявшего сознание юношу и понести его наверх, прижимая к груди, как ребёнка. Я слышал, как он шептал: «Мальчик мой... мальчик...», и глаза мои наполнились слезами. В этот миг взошло солнце и зажгло алым огнём драгоценные камни на браслетах Тутанхамона, и совсем неживой, почти прозрачной показалась бессильно свесившаяся рука, охваченная этим огнём. В ужасе бросились к нам стражники, слуги, раздались испуганные крики, возгласы, поднялся шум, от которого, казалось, должен был рухнуть дворец. Кто-то бросился за придворными врачевателями, кто-то стал зажигать курения перед статуями богов, но большинство людей металось без толку, охваченные паникой и безумным отчаянием. Мернепта внёс фараона в его покои и опустил на ложе, и тогда только он обернулся и посмотрел на меня с таким отчаянием, что я не смог выдержать взгляда старого жреца. Тысячу раз я проклял себя за то, что оставил фараона, что позволил ему спуститься одному к берегу Хапи, что не сделал телохранителям тайного знака следовать за нами, когда мы только вышли из дворца. Но теперь всё это не значило ровным счётом ничего, всего этого просто не существовало ни для кого, кроме несчастного карлика Раннабу, принуждённого оставаться наедине с его отчаянием. Ещё там, на берегу, я увидел окровавленный камень, обыкновенный камень, которым и был нанесён удар по голове, страшный удар, рассёкший кожу и причинивший неизвестные тяжкие повреждения, предательский удар, удар со спины... Кто нанёс его? Где скрывался человек, улучивший тот миг, когда фараон остался один?