- А ведь я тебя за одну-единственную улыбку полюбил, Катенька. Помнишь, когда с комиссией автоматическую линию на заводе пневмоприводов принимали? А ты потом больше ни разу так не улыбалась.
- За эту? - она усмехнулась сухими губами, глаза ее озорно сверкнули и тут же стыдливо опустились вправо и вниз. - Я перед зеркалом репетировала - очень замуж за тебя хотела, Жора.
Георгий Константинович тоже улыбнулся и закивал.
- И по имени ты меня почти никогда не называла.
- Ты был мой самый главный человек. А добрым ты становился только пьяненький.
Георгий Константинович хотел попросить за всё прощения, но горло что-то забило, а откашливание представилось нелепее хулиганского свиста. Он торопливо потискал худеющую холодненькую ладошку жены и вышел.
На похоронах Екатерины Павловны он стоял с каменным лицом. Не сказал ни слова, не проронил ни слезинки.
Остался Георгий Константинович с кошкой, у которой имя Мурочка с уходом Екатерины Павловны окончательно исчезло. Его безраздельно заменила кличка- определение - Тварь. Конечно, усыпить кошку - не проблема. А память о жене, которая работу ради тебя бросила и детей из-за тебя (да хоть бы и по иным причинам!) не рожала? Которая в лучшие годы и до последних своих дней? Да и свыкся с кошкой уже. А каково одному в пустой трехкомнатке, где только телевизор ерунду суетную несет, на кухне кастрюлька лязгнет-уляжется да настенные часы минуты, как утекающие капли жизни, отсчитывают?
Георгий Константинович по-прежнему прогуливался с тростью, которая не ломалась и не изнашивалась, - теперь уже для опоры. И видел, что на него не только никто не намеревается покушаться - его как бы не замечают. Не так часто, как раньше, но все же регулярно приходили поздравления и приглашения. Однако если раньше он считал выход на люди в статусе экс-руководителя унижением, то теперь элементарно не знал, как соответствующе одеться - гардероб давно устарел, да и размер поменялся: вся одежда большой стала. А главное - не было Екатерины Павловны, которая за него эту мелочевку решала. И которой можно любое свое действие, наблюдение или мысль изложить солидно и непререкаемо. Без нее почти всё потеряло смысл.
Он, как и прежде, регулярно читал газеты, только теперь подписку за него оформлял социальный работник, женщина средних лет, которая появлялась три раза в неделю, чтобы немного убрать в квартире, принести продукты из магазина и лекарства из аптеки.
Он, как и раньше, не думал о деньгах. Однако если некогда Екатерина Павловна все ж иногда обновляла с его разрешения в доме бытовую технику, мебель, одежду, то теперь он просто складывал деньги в ящик секретера, потому что жил непритязательно, а пенсию и доплаты приносили регулярно. Нагрянувшая денежная реформа не возмутила Георгия Константиновича - он переложил ставшие нумизматической макулатурой купюры ящиком ниже и на рисовой каше невозмутимо дождался очередного пенсионного вливания.
Без Екатерины Павловны кошка, которая по своему веку тоже была немолода, стала капризной, раздражительной и требовательной. Георгий Константинович относительно легко переносил это днем, ибо самокритично вспоминал собственное раздражение против белого света и ангельский характер супруги, которую ему некогда послали должность и судьба.
А вот если Тварь поднимала резкий противный вой среди ночи, хрупкий сон мгновенно осыпался осколками, на лбу и груди выступала испарина, а изношенное сердце начинало не только усиленно биться, но еще клокотать и как бы переворачиваться. Тут разум был бессилен!!
Георгий Константинович сначала шипел, а затем кричал Твари, чтоб та заткнулась. Через минуту вой возобновлялся - он стучал клюкой по шкафу. Потом все-таки приходилось подниматься и загонять кошку за батарею или под диван.
Когда Тварь наконец испуганно успокаивалась, он шел на кухню и брал из холодильника лекарства для сердца, которое жило своей хлопотной жизнью: то почти останавливалось, то начинало отбивать учащенный ритм, то насосом перекачивало кровь так, что было слышно бульканье. Георгия Константиновича это беспокоило только на рефлексивном уровне - сознание ничего не имело против смерти.
Минуло несколько лет. Умирали представители «новой формации», некогда смявшие его, уходили в отставку те, кто сменил их. Освобожденные места занимали молодые волки, уверенные, что жизнь начинается с них и что можно изменить природу человека и методы управления.