Оборотница плавным движением достала из тайного кармана в складках бархатного платья тонкий стилет. Возможно, она хотела убить ванни. А возможно, и себя.
Все совершают ошибки.
Едва заметным движением Камилла перехватила запястье Тори. Изящные бледные пальцы крепко держали оливковое запястье, вены которого наполнены были природной, естественной силой.
- Нет. Так не пойдет, - взгляд Камиллы совершенно жуткий, ледяной.
Ванни сжимает второе запястье оборотницы и почти разбивает Тори руки о драгоценные деревянные панели. Испустив отчаянный вопль, Тори ударила — кажется, очень сильно — Камиллу по колену, но силу захвата вани это ничуть не уменьшило.
Альберт и его мертвые воины в женское противостояние не вмешивались, и я считала это решение правильным: Камилле необходимо было сейчас выместить свою злость.
- Томас, вы поможете мне? - обратилась ванни к моему отцу. Она обернулась, и я увидела, что ее глаза будто подернуты молочной пеленой.
- Разумеется.
Стало очевидным, что между правящей четой и моим отцом произошел мысленный разговор, в ходе которого участь Тори была предрешена.
Сэр Томас, протянув руку, попросил у матушки ее кольцо — то, что украшено отогнутой металлической пластиной с очень острым краем. Отрезал тонкую прядь своих волос. Тори отбивалась весьма умело, но, пока ванни держала оборотницу, сэр Томас перевязал запястья и горло пленницы серебряными нитями. Я чувствовала, что крики Тори лишали сил всех нас — так действовала ее защита. И это было ужасное, опустошающее чувство. Аларик обнял меня еще сильнее.
Чары Матери обмана успокаивают Тори, и она замирает, не успев опустить руку.
Что попросит Лаира за свою помощь? Я знала. Кости светлых животных — любимое свое лакомство.
Антилопы ведь — светлые животные.
Линии предметов в комнате искажаются еще сильнее, когда отец чертит сигиллу Петли. Теперь Тори в его власти.
- Свяжись с сообщниками. Дай им знать, что вы смогли заманить меня и мою супругу в ловушку, - голос Альберта звучит глухо и совершенно спокойно.
***
Тори погружена в безмолвный разговор, а я стараюсь взять себя в руки, чтобы не лишиться чувств. Меня пугает и злит голодный вой ветра, и голова моя слишком тяжела.
Глубокий вдох, и я прячу лицо на плече Аларика. Но стоит мне вновь бросить взгляд на оборотницу, как я вижу — нет, не ее черты, - а лишь капли гранатовой крови на бархате ее платья.
Мне необходимо успокоиться. И неплохо бы открыть окна в этих покоях, развеять мертвенно-медовые нити сладкого запаха смерти.
Но ветер так страшен сегодня…
Есть тепло, которое способно растворить мед, сделать его мягким и податливым. Тепло рук моего принца. Я знала, что смогу со всем справиться, и когда матушка коснулась моего плеча, обнимая, на мгновение поцеловала ее пальцы.
Отец положил руку на лоб Тори, будто слушая ее мысли. Мысли эти были — ложь, иллюзия. Жестокое лицемерие. Аларик, разумеется, подобные методы одобряет, ведь ситуация требует серьезных действий. Я же готова с ними смириться, понимая, что без необходимости отец не станет причинять боль.
Любопытно, знают ли уже веры о том, что случилось здесь, в Танаисе? Удастся ли хитрость и сможет ли сейчас правящая чета увидеть своего сына?
Седрик и Корнелиус, все еще стоящие у тела Одри, неподвижны. Разыгрывающаяся драма, кажется, мало их трогает. Пальцы Альберта и Камиллы переплетены столь крепко, что я всерьез думаю, целы ли их кости. На губах ванни, белых от волнения, будто молоко, капли крови, которых равнодушно касается кончик ее языка.
В тот самый момент, когда переход вновь открывается и из него появляется высокий мужчина. Если судить по оттенку его кожи и цвету глаз, он вполне может быть братом Тори.
И на его руках, завернутый в вязаный серый плед, спит Саэн.
Камилла выкрикивает его имя. Дитя открывает глаза, и я узнаю этот не по годам серьезный взгляд.
Да, это наследник. Без сомнения.
***
Когда Камилла прижала к своей груди сына, он засмеялся. Смех этот был хрусталем горячего родника, вырвавшегося на волю из оков камня.
Я не уверена, что мне хватит слов, чтобы описать сцену воссоединения родителей и их дитя. Одно могу сказать: это было правильно, будто пряный густой дух новой жизни, витающий над плодородной черной землей. Это было возрождение, жестокое в своей силе.
И сила эта слепо уничтожала то, что могло помешать ей. Например, кареглазого вера.