Сошлись на четырех, половина медью.
Земля вздыбилась, плюнула каменной крошкой, кинулась желтой непереваренной костью и замерла.
- Быть!
Ширились края рваной раны. Ворочалась земляная тварь, подкидывая горсть за горстью уже не серую мешаную с камнями труху, но жидковатую глину. Хлопали усталые крылья, вторили им дробный перестук лопат по ту сторону вала.
- Быть!!
Мелькают когти, пасти, хвосты. Дерут землю, тянут линию-дугу вокруг города новорожденного, имя которому...
- Быть!!!
Со звоном лопаются глубинные жилы, выблевывая в ров рыжую муть воды.
На третий год случилась война. Кто был виноват? Кто был прав? Марьяш не знал. Он стоял на городской стене вместе с остальными недоучками да глядел, как работают мастера.
Кипело небо. Пылала река. Стонала земля, одну за другой выпуская тварей, и одну за другой их проглатывая. Дымом тянуло, паленой плотью, а после вдруг улеглось все. Только колокол на ратуше зашелся звоном.
Спасайтесь люди! Спасайте людей.
- Бегите!
С дальних холмов к стенам городским метнулась трещина, крысой нырнула под камни и вынырнула с другой стороны, пробежала по улицам, плодясь на ходу. Закачались дома, заскулили рядом и учитель, вспотевший кровью, закричал:
- Беги!
Марьяш побежал. Ступени-переходы-улица-трещина. Люди. Прижаться, пропуская стражника в броне-панцире. Нырнуть под телегу. Выскочить, хватанув губами горький дым. Снова побежать. Куда?
На поле. На темное поле, вспаханное огненной сохой, засеянное солью да водой, пережеванное собою же и заполненное копошащимися суетливыми людьми. Обессилев, стороны сошлись в рукопашной.
Пляшет меч. Пишет кровью по небу, кидает багряные горсти.
Смотри Марьяш.
Крутится в руках белобородого гиганта топор. Отворяет фонтаны кровяные.
Смотри Марьяш.
Пики, копья, дротики и стрелы...
Для тебя Марьяш! Для тебя! Не стой!
Взлетели руки над головой, раскрылись губы, выталкивая слово:
- Быть!
Быть сотваренному! Быть живому! Кровью от крови, плотью из плоти. Слышите? Слышите. Отзываетесь. Голоса ваши клокочут под сердцем, дерут на части. А и не жалко, забирайте. Все забирайте, только...
Марьяш остановился, рискуя рассыпать тварение: он не знал, что приказать. Жечь? Рушить? Топить? Душить? Кого? Врага? А кто здесь враг? Нет, так нельзя. Но как можно? Как?
- Быть!!
Кому быть? Им, несуществующим? Ему, еще пока живому? Городу? Людям? Драконам? Трепещет в руке заклятье, рвется. Ну же Марьяш, ты знаешь, чего им дать.
- Быть!!!
Быть. Существовать. На миг, на десять, на сколько выпадет. Рваться ввысь. На волю. Разрешено. Проламывая кокон плоти, проглатывая стон того, кем только что являлся.
Воздух уже гудит, взбитый тысячами крыл. Зовет.
Иду.
Лялька сидела, склонившись над корытом, в котором копошились драконы. Прищурившись, разглядывала, а разглядев нужное, хватала поперек спины да совала в один из десятка кувшинов.
Ловко ей работалось. Привычно.
- Что стоишь? - спросила, не оглядываясь. - Заходи. Надолго?
- Нет.
Марьяш зашел во двор, но к корыту приближаться не стал. Да и вовсе старался не глядеть на драконов. Им в корыте тесно, им бы на волю...
...крыльями да по воздуху, когтями по плоти, выбираясь, отряхиваясь, разевая пасти первым вдохом. Ввысь, вверх, стаей, роем, прочь от поля...
- Денег привез, что ль? - Лялька зажала в кулаке пищащую тварь, раздумывая, куда ее сунуть. Оттенок панциря был уже не насыщенного, сливочного цвета, но и не жидко-молочного. Ме́шанок. Наконец, решившись, ловко свернула шею и кинула в надтреснутый кувшин. Для себя, значит, молочко.
- Денег.
...платили хорошо. Кто за дело, кто за имя. Имя менялось.
Марьяш-Кровяный тварец.
Марьяш-Отворяющий жилы.
Марьяш-Молчун.
И наконец, последнее, нынешнее: Марьяш-Миротворец. Это стоило особенно дорого.
Когда в корыте осталось с пяток блекло-водяных тварей, Лялька поднялась.
- А эти куда?
Зря спросил, да слова не поймаешь.
- Так свиням. Там молока чуть самое. Кому надо?
- Тебе их не жалко? Живые ведь.
- И люди живые, - усмехнулась Лялька, глядя прямо. А глаза-то от частых прищуров косят и морщинок море. - Как есть живые, только вот поговаривают, что Марьяш-кровяник людей не жалеет.
- Они сами себя не жалеют! Я просто... люди однажды решили, что если они сотваряют, то право имеют. Любое. Принуждать. Уродовать. Убивать. Не творения видят, а тварей! Твари и есть. Знаешь почему?