Я ломаю голову над этой проблемой уже не один месяц и все еще не могу прийти к однозначному решению. В прошлом году, заранее зная о торговом терроризме обоих правителей, я запретил своим кораблям походы в Баку и порты Кавказа. В этом также благоразумнее было бы не лезть головой в пасть льву, но, с другой стороны, торговля стоит уже год. И тот, кто первый ее откроет, тот и получит весь навар.
Ко всему мои Ганзейские партнеры прямо умоляют меня о товарах с юга. Пряности Индии, шелк из Китая, хлопковые ткани и иранские ковры! Все это шло из Баку, Дербента и Маверанахра и приносило нашему торговому союзу немалую долю дохода. Теперь этого нет, и они ноют как капризные дети, каждый раз напоминая мне о моих обещаниях. Конечно, ведь рисковать не им! Их корабли, что придут к осени в Ревель, будут ждать там зимы и тверских караванов, что доставят по санному пути заморский товар.
Да, я обещал им золотые горы, но ведь даже без восточной экзотики им жаловаться грех. Свекольный сахар, подсолнечное масло, льняные ткани, не говоря уж о традиционно русских товарах: меха, зерно, пенька и прочее… Все это идет с Руси сплошным потоком и, думаю, уже озолотило тех ганзейских купцов Любека, что заключили когда-то со мной торговый договор.
В общем, товара хватает и без азиатских диковинок! С караваном на юг можно было бы и подождать, но кроме барыша у меня на уме есть и еще кое-что. Мои знания из прошлой жизни подсказывают, что сейчас на востоке наступают такие времена, кои могут развернуть взаимоотношения Орды и Руси на сто восемьдесят градусов. Если сработать тонко и умно, то можно без большой войны подчинить себе не только весь Волжско-Каспийский торговый путь, но и вообще всю Золотую Орду. Тут очень важна своевременность действий, опасно как опоздать, так и начать преждевременно.
Об этом как раз и напомнил мне голос Калиды.
— Посол хана Берке Абатай-нойон вчера миновал острог Клин и через пару дней уже обещает быть на Твери.
Я озабоченно морщу лоб. По поступающим из Орды сведениям, этот Абатай не просто посол хана Берке. Он едет аж из Каракорума с поручением уже почившего ныне Великого хана Мунке, провести полную и достоверную перепись населения Русского улуса.
Поскольку, пока Абатай ехал, хан Мунке уже умер, а новая власть в Каракоруме еще не устоялась, то утвердить наказ почившего хана пришлось Берке. Тот, говорят, возражать не стал и не только почтил Абатая своим доверием, но еще и довесил полномочий. Он назначил ханского беклярбека своим послом и поручил ему в дополнение к переписи провести еще и тщательное расследование старого дела об исчезновении Боракчин-хатун с сыном.
По понятным причинам, эти новости меня сильно встревожили. Я ведь не доплачиваю в казну монгольской империи до двух третей налогов и очередная перепись населения мне совсем не к чему! Да и возобновление дела о похищении Боракчин-хатун тоже весьма некстати.
Только-только шум от того скандала поутих, и вот опять! Тогда, сразу после инцидента, основное подозрение пало на людей Хулагу, но и меня не миновало придирчивое внимание следователей Берке. К счастью, никаких доказательств моего участия в деле не обнаружилось, и тем не менее вот уже третий год Берке настойчиво желает моего приезда в Орду для дознания и допроса. До сего дня мне удавалось находить убедительные отговорки, но я знаю, что ехать все равно придется. Хотя бы потому что в январе будущего года грядут выборы, и, если я сохраню свой пост, то надо будет получить на него ярлык, то бишь, подтвердить полномочия у хана Золотой Орды.
Повернувшись к Калиде, смотрю ему прямо в глаза.
— Встретить посла со всеми почестями, разместить на Ордынском подворье и пусть ждет. Вино, еда, женщины, ни в чем ему не отказывай, но торопиться с аудиенцией не будем. Пусть наш «друг» потомится в ожидании и поймет, что здесь, в Твери, далеко не все во власти монгольских ханов.
Ордынский двор — это специальный район на юго-восточной окраине Твери, примыкающий к наружной стене Нового города. Там есть терем для высоких гостей, место для юрт его свиты и конюшни для их многочисленных лошадей. Главное в том, что оно огорожено со всех сторон, и контакт наших «милейших степных хозяев» с коренным населением ограничен до минимума. Выход ордынцев со двора разрешен только в сопровождении сильной тверской охраны, способной мгновенно погасить любую агрессию как со стороны ордынцев, так и со стороны тверичей.