— Госпожа, это вы?
Юлия подошла ближе, опустилась на землю рядом с ним. Здесь, в этом углу, было ненамного светлее, однако она смогла рассмотреть длинные глубокие царапины на груди и на плечах юноши. Она протянула руку, коснулась его подбородка, чуть приподняла, повернула его голову к свету и тихонько ахнула.
— О боги…
Кровь ещё не везде остановилась, из рваных порезов, изуродовавших лицо Иттрика, сочились алые капли. Юлия одним движением обняла его, провела рукой по его растрёпанным волосам, но он почти сразу же отстранился и смущённо пробормотал:
— Испачкаю вас…
— Пустяки.
Юлия накрыла обеими ладонями кровавые следы на его щеках, а потом вдруг он почувствовал едва уловимое тепло и лёгкое покалывание. На мгновение руки женщины озарило лёгкое золотистое свечение, немного выждав, она опустила их.
— Так-то лучше, — Юлия слегка улыбнулась. — Правда, до конца не заживёт, шрамы останутся.
— Что вы сделали?
— Разве ты не знал, что жрецы — отличные целители?
— Н-нет… — Иттрик нахмурился, прикоснулся к лицу: глубоких, рваных следов от железных наконечников как не бывало. — Вождь не рассказывал о подобном. Вы… можете меня научить?..
Юлия усмехнулась, тепло, по-доброму, и снова провела рукой по его затылку, приглаживая волосы.
— Думаю, ты и без меня с этим справишься. Достаточно коснуться повреждённого места и представить, что рана затягивается. Сконцентрировать на ней всё внимание, всю силу. Попробуй. А мне пора.
С этими словами Юлия поднялась и тихонько вышла. Проводив её взглядом, Иттрик положил руку себе на плечо. Получилось не сразу, спустя добрых пару часов, но результат превзошёл ожидания: рана от клинка медленно закрылась, от неё остался только небольшой рубец и тёмный ожог вокруг него.
…Август вернулся к себе и, тяжело опустившись на мягкий ковёр, откинулся на подушки, устало прикоснулся пальцами к опущенным векам. Казалось бы, не своими руками — и всё равно на душе остался неприятный, мерзкий осадок. Хотелось побыть одному, в тишине, и, когда в дверь постучали, светлейший хотел припугнуть и прогнать, но только подобрал нужные слова, как в его покои неслышно проскользнула Юлия.
Её неторопливые, лёгкие шаги приглушил пушистый ковёр, лицо было скрыто лёгкой вуалью, но воздух вокруг дрожал и был словно накалён, и даже на расстоянии император это почувствовал.
— Из чего у вас сердце сделано? — тихо спросила Юлия, остановившись прямо напротив светлейшего и не спеша опускаться. — Из камня? Или, быть может, это кусок железа?
Август со вздохом поднялся, сел поближе к супруге, обнял её сзади и, откинув вуаль, прижался губами к её затылку. Тёмные волосы, уложенные в замысловатую причёску, приторно пахли сандалом.
— Впрочем, нет, — продолжала императрица, торопясь и даже не пытаясь унять волнение и тревогу. — Ни то, ни другое. Тронь железо — ответит железо, звонко и протяжно. Ударь по камню — отзовётся камень, глухо и негромко, но отзовётся. А у вас… у вас… Это не сердце, это комок шерсти!
Август нахмурился, резко развернул Юлию к себе, обхватил её голову обеими руками и чуть запрокинул. Она не плакала, но в её тихом голосе слышался только с трудом сдерживаемый гнев.
— О чём ты?
— Вы сами знаете, о чём, вернее, о ком, — прошептала она, опуская голову на его ладони. — Вы жестоки, как сам дьявол. Вы хуже магистра Дени! Он делает это по приказу, а вы отдаёте такой приказ!
— Ты что, ходила к мальчишке? — с губ Августа сорвалось раздражённое шипение. Юлия сжалась и отпрянула.
— Нет! Но я знаю, что вы с ним сделали, во что его превратили. Весь дворец судачит, люди гнева богов боятся, он ведь не простой… И я не могу испытывать жалость?
Август вцепился в её руки. Мелькнула мысль о том, что на плечах останутся следы от его крепких, сильных пальцев. Он встряхнул супругу, как котёнка, и пристально посмотрел ей прямо в глаза.
— Не можешь, — прошипел он, крепче стискивая её плечи. — Не должна. Ты подписала брачный договор со мной, значит, ты больше не наследница, ты здесь никто. Твои слова — звон воздуха. Если я узнаю, что ты посмела перечить мне… Мне и моему первому помощнику…
— Простите меня, — обессиленно выдохнула Юлия. Сейчас, когда тучи собрались над нею, согласиться с супругом было бы куда проще и безопаснее.
— Ты пришла укорять меня? — светлейший прищурился.
— Не знаю, — едва слышно отозвалась она. — Я уже ничего не знаю… Я помню тебя другим. Я полюбила тебя другого. Что с тобой стало?
Ладонь Юлии осторожно, нежно накрыла руку Августа. Он напрягся всем телом, словно прикосновение супруги причинило ему невыносимую боль.
— Прочь отсюда, глупая девчонка! — крикнул он неожиданно резко, с силой отталкивая императрицу от себя. — Прочь!
Юлия растерянно поднялась и, приглядевшись, увидела, что лицо Августа окутало чёрной дымкой, и в нём проступило что-то не вполне человеческое: черты вытянулись, глаза полностью почернели и опасно сверкнули в полумраке комнаты. Она прижала руки к груди и сделала шаг к нему, но светлейший отмахнулся, как от назойливого насекомого.
— Пошла вон! — воскликнул он так, что Юлия вздрогнула. Ей ничего не оставалось, кроме как поспешно выйти. Едва дверь закрылась за ней, она прислонилась спиной к прохладной деревянной поверхности и устало выдохнула.
* * *
Райда вошла в большую горницу с кринкой, прикрытой тонким слоем ткани, поставила её на стол. По всей горнице разнёсся густой, сладковатый аромат свежего молока. Ярико шумно потянул носом, спрыгнул с топчана.
— Печку затопи, сынок, — попросила хозяйка, поглубже закутавшись в платок, расшитый алыми цветами. — Холодно-то как…
— Батька дрова не колол?
— Не знаю. На дворе сложил давеча.
— Сейчас поглядим, — юноша бросил на стол кусок берёсты, попутно отхлебнул из кринки, отломил небольшую краюху хлеба и направился к выходу из избы.
— Накинь что-либо, там капает! — крикнула Райда ему вслед, обернувшись. — Да ты бы хоть поел, как человек!
— Не голодный, — отозвался Ярико неразборчиво уже откуда-то из сеней.
Он толкнул дверь и тут же присвистнул: на улице молотил такой дождь, что о сухих дровах можно было только мечтать. «Ничего себе капает», — мрачно подумал Ярико. Скинул рубаху — влажная прохлада окутала дождём и ветром, заставила невольно вздрогнуть, — набросил ткань себе на голову капюшоном и, поскальзываясь на мокрой траве, полетел к поленнице. Дрова были, к его радости, уже поколоты и сложены аккуратным колодцем. Он подхватил столько, сколько за один раз уместилось в руки, но после немного подумал, переложил всё в рубаху, как на носилки, и почти бегом вернулся в избу. Райда уже разложила на столе чистую льняную скатерть, расставила горшки и плошки.
— Чудесный ливень, — заметил Ярико, скинул свою ношу у порога, сел прямо на пол, протянул руки, и на его ладонях вспыхнуло пламя. Райда испуганно охнула и тут же постаралась успокоиться: уж сколько раз видала огонь в руках сына, а всё никак привыкнуть не может…
— Вот посушу малость, и можно будет печку топить, — пояснил юноша в ответ на её вопросительный взгляд. — Они ж мокрые, как… как не знаю, что. У нас гости сей день?
— Помощник отца, Хольд, и начальник корпуса лучников, Ольгерд. Кит сказывал, поговорить им наедине надобно. Тревожатся все, после того, как чужой лагерь в лесу заметили, ни дня не прожили без этих сборов да смотров…
Райда уронила пряжу на колени, посмотрела куда-то в пустоту и печально вздохнула. За много минувших солнцеворотов она привыкла к тому, что её супруг часто не бывает дома, даже ночует в Совете или где-либо в дозорах, но и визиты гостей, его товарищей, тоже не были редким явлением.
— Ольгерд? — Ярико нахмурился, едва не выпустил огонь из рук, но вовремя спохватился. — А можно я уйду?
— Это почему ещё?
— Так… — он замялся, отвёл взгляд. — Встречаться-то с ним не больно хочется. Да и вы тоже… Как вы его у себя принимаете?
— Как гостя, — ответила хозяйка спокойно и серьёзно, и юноша даже сник: ожидал иного ответа. Райда тем временем распутала до конца моток пряжи и взяла кусок берёсты, который Ярико бросил на стол, выходя. Поднесла его к глазам поближе, рассмотрела и вдруг улыбнулась. — Это Славка?