Обратную дорогу в Совет он помнил плохо. На чьи-то вопросы отвечал односложно и невпопад, выглядел совершенно растерянным, и в конце концов его оставили: что толку спрашивать, когда ответа нет. А Ярико смотрел прямо перед собою, видел её и отчего-то не мог даже подойти.
Нет, он не боялся того, что она ударит его ещё раз. Он бы мог стерпеть бесчисленное множество таких пощёчин, только бы она узнала, вспомнила, только бы в светлых серых глазах снова зажёгся тот огонёк — милый, тёплый, по-детски наивный и радостный. Но Ярико видел украдкой, иногда подходя на расстояние в несколько шагов, что Славка даже не улыбается — просто молчит и прислушивается ко всем разговорам, тихая, серьёзная и совершенно спокойная. И какая-то не такая.
А вот Ольгерда она узнала, и Ярико про себя решил, что всё дело в том, что своих родных Славка всё-таки не забыла. Однако в то же время всё внутри рвалось и кричало об обратном: «А ты? Разве ты не был ей родным? Да ближе тебя у неё никого не было!». И тут же этот надрывный крик захлёбывался, разбиваясь о равнодушный взгляд притихшей сероглазой девчонки.
Она держалась поближе к Ольгерду, он даже за руку её взял, чтобы бояться перестала. И она не боялась, шла подле него, не задавая вопросов и ничем не показывая своего беспокойства. Ярико помнил и прекрасно понимал: случись такое там, в Яви, Славка бы ни в жизнь к Ольгерду не подошла. То, что она его простила, вовсе не означает то, что её доверие к нему безгранично. И юноша был отчего-то уверен: если бы ей довелось попасть в незнакомое место, к чужим людям, и если бы он оказался рядом, она бы его руки не выпускала. Его…
Но он терпеливо ждал. Ждал, пока закончится разговор в Совете, длившийся всего несколько недолгих минут, которые показались юноше вечностью. Ждал, пока все увидят девушку, разглядят её поближе, убедятся в том, что она — это и впрямь она, живая, здоровая, правда, не способная ничто и никого вспомнить. Ждал, пока Хольд о чём-то расскажет ей, когда они остались наедине. И только потом, когда Славка направилась к выходу из залы Совета, он подошёл к дверям с другой стороны.
Она толкнула дверь и сразу же увидела его. Встретилась с ним взглядом и равнодушно опустила глаза, посмотрев на него всего каких-нибудь несколько мгновений. Самому Ярико эти мгновения показались вечностью.
— Что тебе нужно? — девушка сделала шаг в сторону, но рука юноши загораживала проход, да и он сам не торопился её пропускать. — Почему ты ходишь за мной?
— Ты правда не помнишь? — тихо спросил Ярико вместо ответа.
— Правда не помню, — ровно отозвалась Сигрид. Её уже порядком настораживал этот юноша: быть может, его и настоящую Славку действительно связывали какие-то чувства, но она постаралась отгородиться от него. — Что я должна помнить?
Ярико совсем растерялся. Он видел, что с нею произошли какие-то неуловимые изменения. Внешне она осталась той же, но в душе её, ранимой и без того уже израненной, будто бы что-то натянулось и надорвалось, и он сам себе не мог этого объяснить. Он знал, что люди меняются под всякого рода обстоятельствами, что со многими происходит то, что не каждый перетерпит и переживёт, и люди становятся другими, если не ломаются. Славка не сломалась. Но и не осталась прежней.
— Славка, я… — юноша вздохнул, собираясь с духом, — я люблю тебя. Ты помнишь?
Собственные слова обожгли и горечью отозвались на губах. Он не говорил ей этого ранее, просто не мог, а теперь понимал, что слова, сказанные не ко времени, ничем, кроме боли, не отзовутся.
Девушка улыбнулась, запрокинула голову, так, чтобы смотреть юноше в глаза.
— Пропусти, — сказала она, мягко отодвигая его руку. Он посторонился, давая ей дорогу, и она поспешно вышла в галерею. Последняя, отчаянная мысль мелькнула, уже когда маленькая хрупкая фигурка почти скрылась за поворотом.
— Славка, постой!
Девушка молча обернулась.
— Пойдём на пустошь!
— Зачем?
— Поговорим.
Она молчала, точно ждала чего-то. Ярико, решившись, подошёл, положил руки ей на плечи, развернул к себе.
— Я скучал, Славка. Очень. Ты не представляешь, как.
Ему даже не приходилось подбирать слова — они рвались сами, он даже подумать о них не успевал.
— Я думал, ты погибла… Такое счастье, что ты нашлась…
— Ладно, пойдём на твою пустошь, — прошептала девушка, неловко ткнувшись носом куда-то ему в плечо. — Хитрый…
Ярико не ответил, только приобнял её за плечи, отпуская. Последнее слово не обидело и даже не задело. Радость от того, что она хотя бы просто согласилась, уже переполняла всё сердце.
Солнце уже встало, но свет его не согрел и не оживил окружающей природы. Первые дни зимы ознаменовались холодными ночами, посеребрённой инеем травой, обледеневшими лужами и комьями промёрзлой земли. Кейне было гораздо севернее Халлы, но в этот солнцеворот зима задержалась, словно прихорашиваясь: то ли искала пуховое покрывало из инея и чистого серебра, то ли гляделась в зеркала затянутых льдом рек, то ли вышивала снежинками белоснежную одёжу. Погода стояла сухая, безветренная, мелкий снежок лениво и почти незаметно сыпался из рваных сизых клочьев облаков и тут же таял на губах, щеках, прятался среди островков грязной пожухлой травы.
На вересковой пустоши приход зимы ощущался лучше всего: здесь появлялись первые сугробы, отсюда хорошо просматривался весь город, в котором крыши домов и изб в один пол уже заносило снегом, а небо здесь было чистое, бескрайнее и низкое-низкое, словно опустившееся под тяжестью седых свинцовых туч. Сигрид поплотнее закуталась в полушубок из дублёной кожи и приподняла повыше платок, которым обернула шею. Они шли не спеша, молча, недалеко друг от дружки, но и не рядом. Оба понимали, что между ними выросла какая-то стена, и если Сигрид знала своё дело и своё место, то Ярико никак не мог понять, что же случилось, куда исчезла Славка с её милой улыбкой и живой непосредственностью. Он долго не решался заговорить, просто не знал, о чём, и, наконец, когда вынужденное молчание начало становиться тягостным, он спросил:
— Ты бы хоть рассказала что… Как ты в Вальберге очутилась?
— Ничего такого любопытного тут нет. Меня нашли дозорные на краю леса, — ответила Сигрид по заученному. — Не знали, что со мною делать, привезли в город. Одна добрая женщина, целительница, приютила меня и выходила. Я жила у неё, помогала ей, а потом люди князя послали за мной и передали просьбу вашего Совета. Как видишь, — она развела руками, — ничего необыкновенного. О здешней жизни лучше расскажи.
И так беседа постепенно завязалась. Ярико говорил почти без умолку: и о городе, и о Совете, и о недавней стычке с Дартшильдом под стенами, и о том, что её саму искали не просто так: для Совета её двойная магия видится чем-то вроде неизученных древних сил, которые помогут в борьбе с Халлой и Светлой Империей. Правда, теперь, кажется, вражда с Халлой начинает сходить на нет: и дартшильдцам не была оказана поддержка в нападении на Кейне, и сейчас отряд из Вальберга приехал с миром. И положение самого Кейне значительно укрепляется: помощь от Земель Тумана в этой бесконечной войне придётся как нельзя кстати.
Сигрид слушала внимательно, чуть наклонив голову. Хольд велел ей разузнать как можно больше, и теперь она, видя, что юноша готов так с ходу и выдать ей всё, даже не задавала вопросы: он рассказывал сам. В какой-то момент она настолько заслушалась и погрузилась в собственные мысли, что даже позволила ему взять себя за руку, но потом, очнувшись, сердито фыркнула и выдернула ладонь. Раз даже мелькнула мысль: что, если посвятить Ярико в свою тайну, разумеется, под большим секретом? Но мастер Хольд взял с неё обещание, что она никому ни единым словом не обмолвится о правде. И Сигрид мучалась в душе, не зная, как лучше действовать: конечно, вместе и проще будет, и, быть может, быстрее, ведь Ярико тут всё известно, каждый закоулок, каждая горница. И, раз уж он так сильно любил свою Славку, разве сможет отказать? Однако тут же здравый смысл кричал об обратном: да ведь он станет первым, кто выдаст тебя! Главный человек в Совете — его отец, и если он узнает правду, то где гарантия, что он сохранит всё в тайне? Любовь — чувство обманчивое, да и ветер знает, какова будет его реакция. И Сигрид решила молчать до поры.