— Отказаться от притязаний на Кейне, — наконец задумчиво промолвил светлейший. — Этого мы пока не можем обещать. Разве что подобные притязания не будут происходить открыто и в ближайшее время. Магистр Сильвестр Руане может гарантировать ненападение только при том условии, если они сами не нарушат наших границ.
Император сделал почти незаметный жест рукой, и один из слуг поднёс ему перо и чернила.
— Сместить или переизбрать асикрита? Лишить должности господина Витторио Дени? — Август криво усмехнулся. — Это уже моё личное дело, кого я желаю видеть подле себя, кого — нет. Каждый правитель стремится к равновесию в жизни, вы меня, милорд Уилфред, должны прекрасно понимать. Дайте нам день на раздумья, я соберу совет, мы проведём церемонию, а потом, где-нибудь на Юго-западном тракте догоним вас. Единственное, что я сейчас могу для вас сделать — выполнить третье условие, это проще простого, он нам больше не нужен, — император пожал плечами и окликнул одного из своих слуг, выстроившихся в ровный стройный ряд возле двери.
— Приведи его, Иниго, — бросил Август и снова откинулся назад, на бархатные подушки. Уилфред нахмурился и отвернулся.
29. Прощай, Сайфад
Иттрик задумчиво смотрел в одну точку. Он точно знал, что подобралась зима: в маленьком подземелье, когда-то душном, было очень холодно, почти невыносимо. Он чувствовал себя плохо уже давно. Глубокий, надсадный кашель мучал бесконечно, руки и ноги нестерпимо мёрзли, а вся голова горела, как в лихорадке. Волосы заметно отросли, длинная чёлка свесилась на лицо и повисла перед глазами грязными, спутавшимися прядями. Иттрик про себя порадовался, что Ивенн не видела его таким, каким он стал: в снах он всегда одинаковый.
Иногда становилось ужасно досадно. Досадно и обидно до того, что хотелось бросаться на стены, царапать землю, только бы выбраться отсюда, из темноты, грязи, запаха затхлости, крови, железа. А иногда ленивыми волнами накатывала грусть — и тогда всё будто наливалось свинцом, не было ни сил, ни желания даже пошевелиться. Какая разница, в конце концов, как и где умереть, главное — чтобы никто не видел… Но почти сразу же ответная мысль врезалась стрелой в сознание: а как же Ивенн? Райда, Йала? Они ведь ждут. Не настолько давно они расстались, чтобы забыть друг о друге. И теперь хотелось просто домой, в Кейне, в Ренхольд, куда угодно, — только бы подальше отсюда.
В глухой тишине вдруг раздался негромкий скрежет, а потом низкая железная дверь отворилась. Стражник с факелом в руке огляделся по сторонам, нашёл взглядом его и махнул рукой в сторону выхода.
— Выходи давай, — угрюмо бросил он. — Сам светлейший император хочет видеть тебя.
Иттрик покорно вышел в каменную галерею, не задумываясь особенно, куда и зачем: слова про императора пролетели мимо его затуманенного сознания. Стражник обогнал его и пошёл впереди, достаточно медленно, чтобы он за ним успевал. Шли они недолго, вероятно, из лабиринтов подземелья был какой-то короткий путь к выходу. Дверь, ведущая на улицу, тяжело отворилась. Нестерпимо яркий дневной свет ударил по глазам, привыкшим к темноте. Иттрик зажмурился, но его тут же подтолкнули вперёд.
Во дворец вошли с чёрного хода, ведущего прямиком в залу церемоний через несколько лестниц. Реджетто, ослепительно прекрасный снаружи, внутри казался ещё богаче, чудеснее: вышитые картины и гобелены на стенах, золотые и медные канделябры, пушистые ковры, устилавшие площадки перед лестницами… Мокрый снег сползал с прохудившихся башмаков и таял под ногами грязными лужицами. Иттрик не оглядывался по сторонам до тех пор, пока стражник не открыл перед ним очередную высокую дверь, покрытую вырезанными узорами, и не провёл в саму залу.
Император Август на мгновение обернулся в его сторону и тут же презрительно отвёл взор. Юлия, стоявшая подле трона, ободряюще улыбнулась незаметно от других, но страх от этого никуда не делся, даже наоборот — увеличился: его разглядывали с любопытством не только подданные светлейшего, но и чужаки, воины в чёрных одеждах. Во главе вооружённого отряда стоял довольно молодой командир, мужчина солнцеворотов тридцати пяти от покрова. Лицо его показалось юноше приятным, он производил впечатление того, кто способен сразу расположить к себе. Но тут же, почувствовав на себе пристальный взгляд Витторио, Иттрик опустил глаза и больше не поднимал их.
Раньше он понаслышке знал, что люди привыкают ко всему: к страху, к боли, к окружающей грязи, но не думал, что всё это придётся испытать самому. Он не мог сказать, что привык, от привычной обстановки не стремятся избавиться, но где-то в глубине души поселилось странное и в то же время невероятно умиротворяющее осознание: с каждым днём вынужденное одиночество переносить становится всё спокойнее. Любую боль можно терпеть, если не думать о ней — просто закрыться от всего и уйти в себя, в собственные мысли. Любые унижения когда-нибудь закончатся, в конце концов, людей, которые всё это видели, он больше никогда не встретит. Так и сейчас: задумавшись, он перестал слышать перешёптывания о себе и замечать чужие косые взгляды.
— Оставь нас, Иниго, — холодно приказал император. — Милорд Уилфред, мы соберём совет и тогда сможем озвучить вам окончательное решение.
— Лорд Эйнар будет ждать вас, а если не дождётся, то пришлёт вам ответ в письменном виде, — спокойно ответил предводитель отряда чужаков. — У меня всё.
— Но постойте, милорд, — асикрит нарочито неторопливо стал спускаться с возвышения, сверля Уилфреда взглядом жгучих чёрных глаз, — вы так скоро уезжаете? Мы не пришли ни к каким выводам касательно положения Империи. Смена первого помощника императора, надо понимать, — одна из целей вашего визита?
— Как не пришли? Мы поставили вам условия, вы на них согласились. Вы прекращаете войну с Кейне, хотя бы на время. В течение нескольких дней переизбираете асикрита, к тому же вы с лёгкостью отказались от своего пленника. Думаю, лорд Эйнар ответит вам благосклонностью.
— О, милорд Уилфред, спасибо, — едко произнёс асикрит, нарочно растягивая слова. — Полагаю, наши, без сомнения, приятнейшие беседы подошли к концу. А теперь вы покинете пределы Дартшильда. Немедля. И без того ваш правитель достаточно глубоко вмешался в личные дела Империи. Как бы сильно мы ни желали с ним союза, наши личные дела мы всё-таки хотим решать сами. Оставьте нас.
Уилфред пожал плечами, как-то насмешливо поклонился, сделал знак своим воинам, все, по очереди откланявшись, направились к выходу. Командир задержался, вышел последним и уже у самых дверей обернулся и бросил Иттрику, замершему в растерянности:
— Ты с нами.
Юноша в последний раз взглянул на залу церемоний, стараясь не оглядываться на императора и его помощников, поспешил выйти. Его бил озноб, кашель мешал спокойно дышать. Спросить чего-нибудь тёплого из одежды он побоялся, хотя на улицу в одной рубахе выходить совсем не улыбалось. Однако о нём подумали: когда отряд собрался вместе на дворе у конюшни, Уилфред подал ему стёганую куртку, а потом, дождавшись, пока он оденется, протянул ему небольшую флягу.
— Что это, милорд? — Иттрик опасливо нахмурился.
— Вино, — ответил Уилфред. — Пей, а то ещё ноги протянешь.
Юноша сделал глоток и слегка поморщился: хмельного не любил и не пил почти никогда. Командир отряда, однако, заметил.
— До дна, — велел он. — Да не бойся, до потери сознания точно не напьёшься. Мы все такие.
Немного подумав, Иттрик всё-таки опустошил флягу. На губах остался непривычный привкус, немного кислый, немного терпкий. Уилфред забрал у него флягу, бросил её в дорожную сумку и слегка пришпорил коня. Иттрик, наконец, понял, что ждут именно его. Забрался в седло, потрепал по рыжей холке высокую тонконогую лошадку и осторожно натянул поводья. Вскоре императорское подворье осталось позади, только дворец Реджетто, видный из любой точки города, высился белым куполом и стройными башенками над низкими и длинными тёмными строениями. Сайфад располагался на большом пологом холме, дворец — в самом его сердце, на возвышенности, и оттого казалось, что постройки спускаются к окраинам города лесенкой от императорского подворья.