Яша молчал.
— Ты вправду глухой? — рассердился железнодорожник. — Или не веришь мне?
— Откуда вы узнали о поезде? — не поднимая головы и не переставая работать щетками, тихо спросил Яша.
— Работаю слесарем-сантехником на вокзале. В кабинете начальника отопление к зиме ремонтирую. Слышал, как начальник своему помощнику свежую депешу читал. Я сам из Молдавии, румынский малость знаю.
Надраив суконкой латаные-перелатаные ботинки до блеска ярого, Гордиенко лихо выстучал щетками чечетку, церемонно протянул руку:
— Две леи, пан клиент.
— Ты слышал, что я тебе сказал? — спросил седой.
— Две леи, пан клиент, и — вы меня не видели, я — вашего пьяного бреда не слышал, — безразлично отрезал Яша и нахально протянул руку к самому лицу седого.
Лохматые брови насупились, потом вздрогнули и разгладились. Под ними тепло блеснули карие глаза. Седой распахнул дождевик, порылся в карманах:
— Да тут блеску-то на пол-леи, не больше.
Но у Яши не было охоты заводить лишний разговор — а вдруг действительно провокатор?.. Он резко поднялся со стульчика:
— Гоните две леи по таксе, а то попрошу господина полицейского. Тоже мне — пижон!
Седой ткнул Яше какую-то бумажку:
— Сдачи не надо! Знай Железняка, сегодня он гуляет!
— И будьте вы мне здоровы, господин клиент, — мило улыбнулся Яша, засовывая бумажку в карман. — Одесский блеск! Самый шикарный крем! Спешите, господа, заиметь одесский блеск. На две леи блеска, на мильон удовольствия!
Широко расставляя ноги, шлепая надраенными и разбитыми в прах ботинками по лужам, клиент поплелся через площадь, бормоча что-то про Дуньку, которую он пришибет, если она не вздует огонь в честь его праздника.
8. Неожиданное возвращение
Два раза в неделю, по средам и субботам — базарным дням, из катакомб приходил связной за информацией. Самому Яше разрешалось ходить в катакомбы только в случаях крайней необходимости. Из оставленных в городе разведчиков никто, кроме него, ни запасных ходов в катакомбы, ни пароля не знал. Связной был вчера вечером. Значит, ни сегодня, ни завтра он не придет. А то, что рассказал ему седой железнодорожник, Яша считал сведениями особо важными. По его мнению, то и был тот случай, когда надо было самому идти в катакомбы.
О своем намерении решил никому не говорить, кроме Алексея. На всякий случай, прямо домой не пошел, а, попетляв по улицам, зашел к бывшему соученику Саше Чикову, который жил недалеко от них на Нежинской. Саша послал за Алексеем сестренку, Нинкину подружку.
— Есть важное дело. Пойду к Павлу, — не без хвастовства сказал Яша, когда остались с братом один на один.
— Ты его связной, тебе виднее, — холодновато ответил Алексей. Ему было немного обидно, что не его, старшего, назначил Бадаев своим доверенным, а Яшу. Даже командир городского подотряда Петр Иванович Бойко и тот с Бадаевым только через Яшу связь держит, через него и задания получает. Конечно, это ради конспирации. Но Алексей рад был бы заслужить такое доверие чекиста Бадаева.
— Ладно уж, не завидуй, — подмигнул брату Яша. — Ночевать буду там. Забери рундук домой да скажи, чтобы не волновались, у дружков, дескать, заночую.
— Добро. Дорогу найдешь?
— Точно. Как в геометрии! Выйди, пожалуйста, с Сашей, погуляй по улице, посмотри не следит ли кто за домом. Черт его знает, может, тому седому только и надо, чтобы по моим следам дорогу в катакомбы найти.
— Добро.
Алексей улыбнулся: ох, и любит Яша позадаваться, поважничать. Перед кем другим никогда этого не позволит, а перед братом, ну, прямо землю роет: ты, мол, хоть и старший, но знай наших! Ну, и пусть его! Алексей очень любил Яшу и потакал этой его слабости.
Но Яша в катакомбах не ночевал. Перед рассветом он потихоньку постучал в окно. Алексей тотчас вскочил, боясь, как бы не проснулась Нина. Возвращению брата очень удивился: Бадаев категорически запретил партизанам без особой нужды ходить по городу после комендантского часа.
— Что случилось?
— Промашку дал, — хмуро ответил Яша.
Он еле держался на ногах от усталости. До Нерубайского двенадцать километров, да по катакомбам километра четыре-пять до штаба отряда. Это в два конца Яше километров тридцать отмахать пришлось…
— Какую промашку?
— Очень даже простую, — прилег Яша, не раздеваясь, на кровать рядом с Алексеем. — Вначале Бадаев обрадовался, даже поцеловал меня. Вот честное комсомольское, поцеловал! А потом спрашивает: «Ну, и что же дальше, капитан Хива?» «Как, что дальше? — говорю. — Взорвать этот люкс-поезд надо!» А он так похлопал меня по плечу — дурачок, мол, ты дурачок, Яша, недаром мы тебя и в катакомбы не взяли. Что же, говорит, прикажешь нам всю железную дорогу от Бухареста до Одессы взрывать? Ведь угадать тот люкс-поезд среди других поездов все равно, что голыми руками зайца в степи поймать. Было бы у нас, говорит, расписание того люкс-поезда, чтобы мы знали, в какой час через какую станцию он идет, ну, к примеру, хотя бы через Заставу, мы бы его, говорит, в воздух подняли. А так, говорит, твое донесение я-то в Москву передам для сведения, но практически использовать его не можем… Ты же понимаешь, Леша, не могут они! И все это из-за меня! — чуть не плача, закончил Яша.