— Кине саколо? Ну что там еще? — недовольно рявкнул директор Бреда на стук в дверь, прервавший его размышления.
— Буне сяре, домнуле директор! Добрый вечер, господин директор, — вошел сантехник Железняк. — Приказано к утру закончить сборку отопительной системы в вашем кабинете.
— Наконец-то! — обрадовался директор Бреда. Все-таки нагоняй Андрецою дал свои результаты. Конечно, Андрецою надулся и сам к нему не зайдет, послал это быдло. Ну, ничего, завтра они разопьют бутылочку рому и помирятся. — Только я не думаю здесь ночевать, свое дело закончишь к двенадцати часам ночи, ни секунды больше. Иначе я научу тебя работать!
— Буду стараться, господин директор!
— А это что с тобой за кретин? — показал директор Бреда на крепыша, вошедшего следом за Железняком.
— Это пан помощник директора назначили мне нового подсобника, тот совсем дохлый был, пан директор, не мог даже трубу придержать. Сними шапку, негодник, когда с тобой разговаривает сам пан директор вокзала, — бесцеремонно ткнул кулаком подсобника Железняк.
Подсобник торопливо снял рыжую кубанку, нерешительно поднял на пана директора испуганные глаза.
— Такой бестолковый, пан директор, такой бестолковый, что его и убить мало, — продолжал Железняк.
Директор вокзала самодовольно погладил свой досиня выбритый подбородок.
— Если он будет плохо работать, я велю выдрать его палкой. Батай, батай буду!
— Вполне достойно, пан директор, вполне достойно.
— А сейчас делайте свое дело и не мешайте мне. Да запомните: к двенадцати часам закончить работу и чтобы духу вашего здесь не было. Гай ла касе, — угрожающе нахмурил брови Бреда.
— Слушаюсь, пан директор: чтобы духу вашего здесь не было.
Директор Бреда недостаточно знал русский язык для того, чтобы по достоинству оценить ответы сантехника Железняка. Но ему очень по душе его почтительный тон, его готовность сделать работу к сроку. Виляет хвостом, словно пес, — подумал директор. — Це бине, это хорошо! Это от страха — дай ему кусочек сахара, так он руки тебе лизать начнет. Директор Бреда даже порозовел лицом от переполнившего его чувства превосходства перед всеми этими сантехниками и их подсобниками, всеми этими туземцами. Он, как все коротыши и посредственности, страдал чрезмерным честолюбием. А что касается глуповатого паренька, то директор Бреда не склонен был удостаивать вниманием каждого русского ублюдка. В конце концов немцы правы: все эти туземцы годны быть только рабочим быдлом. Отныне в Транснистрии хозяева — румыны. Все остальные — покорное быдло, скот, навоз. Была бы воля директора Бреды, он бы на ночь загонял их в хлев, а утром арапником гнал бы на работу.
Железняк и его подсобник с трудом втащили в кабинет три большие секции калориферов. Самую большую — на восемнадцать звеньев — занесли за директорский стол: пану директору зимой должно быть тепло, как в ухе. Две начали прилаживать в нишах под окнами.
— Тут, как в проходной, все время люди, — прошептал подсобник, когда директор увлекся разговором с очередным посетителем. — Так мы расписание не добудем.
— Не спеши, Яша, — так же тихо ответил ему Железняк. — Вечером людей будет поменьше. Только ты не пялься глазищами на директорский стол. Расписание никуда от нас не уйдет, оно в той зеленой папке, что лежит у директора слева.
Действительно, чем ближе к вечеру, тем все реже и реже заходили посетители. Железняк и Яша безмолвно возились у своих труб. Директор Бреда нажал кнопку, вмонтированную в крышку стола. Вошел румын-охранник в темно-желтом солдатском обмундировании, Бреда что-то сказал ему по-румынски, показывая на Железняка и его подсобника, и вышел. Охранник уселся на табуретке у самой двери, положил карабин на колени, вынул кисет, свернул толстую цигарку и молча задымил.
— Вот истукан! — зло буркнул Гордиенко. — Как же отвлечь его внимание?