— Чего сидеть в потемках?.. Интересуешься, значит, можно ли осуществить на практике?
Ольга наклонила голову, а Гаврилов, опустив схему на стол и прикрыв ее ладонью, снова спросил:
— А додумалась как? Интересно знать, откуда эта мысль у тебя появилась?
Обычно (недаром в цехе считалась самой бойкой) Ольга смело выступала даже на самых многолюдных собраниях. А сейчас вспыхнула, скомкала платочек.
— Не бойся, — шепнул Семен. — Говори!
Ольга не услышала. Стараясь отыскать первые слова, она перенеслась в то время, когда училась в детском доме, когда впервые увидела токарный станок... И, вспомнив об этом, почувствовала себя увереннее. Теперь все иначе! Теперь не станок командует ею, а она сама к нему к претензиями!
— С чего же начать, Илья Трофимович?.. В прошлом квартале у нас угрожающее положение создалось, недодача получилась большая... Я особенно тогда поняла, как другие цеха от нас зависят!
— Верно, — согласился Гаврилов. — Без механического никуда не уйдешь.
— А ведь нам, комсомольцам, особенно туго пришлось. Обязательство взяли — не допустить, чтобы цех в прорыве оказался. И не допустили!.. Лично я все начала тогда учитывать — каждое движение, каждую секунду. Ну, а потом сообразила: это ведь я только лучше работаю. А станок? Он-то без изменений?
— Правильно, — опять согласился Гаврилов и точно продолжил мысль Ольги: — Тогда и сказала станку: хвалят тебя, а я еще подумаю, все ли даешь, на что способен? Так ведь?
— Так! — воскликнула Ольга и даже вскочила. — Однако не думайте, что мне легко далось. Ох, и натерпелась, пока самую суть нашла!
— Считаешь, что нашла?
Этот вопрос Гаврилов задал негромко, но Ольга сразу уловила несогласие.
— А по-вашему, Илья Трофимович...
— По-моему, до самой сути еще не добралась.
Ольга так и замерла посреди порывистого движения. Лицо побледнело, померкло. Переведя взгляд на Гаврилова, Семен на мгновение даже усомнился, правильно ли посоветовал Ольге обратиться к старику. Но Илья Трофимович заговорил, и сомнение рассеялось.
— Теперь ты выслушай меня, Ольга, хорошенько. Спорить не буду: серьезное дело задумала. Не рано ли только мысль закругляешь?
Небольшой помятый листок лежал перед Гавриловым, но начал старик говорить — будто видел перед собой не схему, а доподлинный станок. И не только видел — пальцами проводил по станине, резцы переставлял, переводил станок со скорости на скорость... Нет, в эти минуты Гаврилов не был стариком, которого, из уважения к прошлому, приглашают в президиум торжественного заседания. Он снова был дальновидным мастером, токарем наивысшего разряда, сотни учеников выпустившим из-под своего крыла.
Сейчас и Ольга была его ученицей. Без снисхождения разбирал он перед ней ее же мысль. Разбирал и доказывал, где эта мысль развивалась правильно, а где, сбившись, допустила пропуски.
— Поняла теперь?
— Спасибо, Илья Трофимович!
— Не в благодарности дело. Поняла, про что толкую?
— Поняла. Размахнулась, а силенок не хватило... Что ж, и на том спасибо!
Помолчала, вскинула голову и добавила, чуть нараспев:
— Только не думайте, что отступлюсь!
— Вот это по мне! — откликнулся Гаврилов. — Я тебе рубль, а ты мне два, я сотню тебе, а ты мне всю тысячу... Да и Семен поможет.
— Семен?.. Нет, ему теперь не до меня. Свои у него заботы.
— Заботы?..
Шаркая ногами, Гаврилов прошелся по комнате, приоткрыл окно (дождь наконец прошел, небо просвечивало закатом).
— Заботы, говоришь?.. Какие же, Семен, у тебя заботы?
— Художник известный заниматься с ним согласился, — с гордостью сообщила Ольга. — Веденин!
— Веденин?.. Как же, знаю. Встречался раз... Вот, значит, Семен, какие у тебя заботы!
И обернулся к Ольге:
— Ну, а с тобой как же быть?
Ольга не ответила, лишь вздохнула. Внимательно оглядев ее, Гаврилов подошел ближе:
— Вот какой вопрос напоследок задам... Что, если старый, совсем уже старый — такой, примерно, как я — заботу твою разделит?
— Илья Трофимович!..
— Тише ты!.. Дочка ты, власовская дочка! Поглядел бы отец на тебя!
Молодые ждать себя не заставили.
Нина Павловна была еще в мастерской, когда, распахнув настежь дверь, вбежала Зоя.
— Вот! — подтолкнула она вперед Сергея. — Вот и мы!
Все еще немного обиженная скрытностью дочери, Нина Павловна собиралась сказать серьезные напутственные слова. Но увидела смеющиеся, радостные лица и ничего не сказала. Только поцеловала Сергея в лоб.
Был семейный обед. Был веселый, ни на минуту не смолкающий разговор. И была бутылка вина.
Когда в бокалах осталось по последнему глотку, Веденин предложил еще раз выпить за счастье молодых.