— Чистюля! Вывеску благополучия соорудил из дверей!
Несмотря на то, что долгое блуждание по улицам исчерпало силы, Векслер готов был повернуть назад. Но услыхал за спиной:
— Петр Аркадьевич?
Это был Ракитин. Он стоял ступенькой ниже, облокотившись на перила, обмахиваясь шляпой.
— Вот уж не ждал! Да еще в такой поздний час... Фу, жарища! На улице ветер, а мне чего-то жарко...
И пропел, одолев последнюю ступеньку:
— Каким вином нас угощали!.. Праздновал окончание одной работы. Изредка приятно окунуться в сумбур, в ерунду...
— Надеюсь, Иван Никанорович, в ночлеге не откажешь?
— Ради бога! Правда, семья еще на даче, домашний быт не налажен... Однако накроем скатерть-самобранку...
— Сыт по горло, — отрезал Векслер, и с нетерпением стал ждать, когда же Ракитин откроет дверь.
— Сейчас, сейчас, — приговаривал он, поворачивая сначала один ключ, потом другой (зазвенели и защелкали потайные засовы). — Еще минуточку, еще ключик...
Наконец отворил. Прошли в кабинет.
— Как же ты, Петр Аркадьевич, оказался безночлежным?.. Ты же у Веденина остановился?
— Ушел от него.
— Какая тому причина? Поругались?.. Ай, как неприятно! Досмерти не люблю эти ссоры!
Ракитин исчез и вернулся с постельным бельем.
— Не возражаешь против дивана?.. Что меня касается, должен еще поработать... И какая кошка пробежала между вами?
— Характерами не сошлись.
— Характерами? — понимающе вздохнул Ракитин. — Лично я против Константина Петровича ничего не имею, но готов согласиться — неуживчивый он человек. Вот и на меня не так давно в союзе набросился... Почему? Зачем? Я-то ведь его не трогаю!
Пожал плечами. Постелил простыни, взбил подушку.
— Располагайся, голубушка... А у меня характер другого склада. Придерживаюсь неизменного принципа: я никого не ем!
— Ишь, ангелок! — фыркнул Векслер, расшнуровывая ботинки.
— Да, да! Вместо того, чтобы ругаться да разводить дискуссии...
— Преуспевать предпочитаешь?
— Не жалуюсь. Работы, как тебе известно, хватает. Диван как находишь? По особому заказу мебельная фабрика изготовила...
Мягко журчащая речь Ракитина, казалось, должна была успокоить Векслера. Однако он чувствовал — раздражение не только не проходит, но, наоборот, все сильнее сдавливает горло едкой горечью.
— Почивай, Петр Аркадьевич, а я в мастерскую отправлюсь. Времени до выставки все меньше остается. Вот и надлежит, отбросив все побочное, вплотную заняться холстом. Сюжет суховатый, производственный. Но в живописном плане нашел чем себя компенсировать.
Ракитин двинулся к дверям, но услыхал смешок и обернулся.
— Так-таки никого не ешь? — спросил Векслер. — Удачно для Веденина!
— Для Веденина? Он тут при чем?
— К слову пришлось, — с нарочитой протяжностью зевнул Векслер. — Иди, ангелок. Трудись.
Повернулся лицом к стене и замер, прислушиваясь к движениям Ракитина. Тот не сразу вышел из кабинета: остановился, вернулся, снова шагнул к дверям... Наконец вышел, повернув выключатель.
Тогда, в темноте и безмолвии, Векслер вернулся к разговору с Ведениным.
— Итак ты заявил, Константин, что мертвым нет места среди живых?.. А что, если ты раньше времени похоронил меня? Что, если еще воскресну?
Снова послышались шаги у дверей. Узкая полоска света перерезала темноту.
— Спишь, Петр Аркадьевич?.. Бога ради, извини. Забыл набросок один захватить.
Ракитин зажег верхний свет. Осторожно ступая на цыпочках, подошел к столу.
— Не понимаю, куда мог задеваться?.. Ты что-то хотел сказать о Веденине?
— Я засыпаю, — глухо пробормотал Векслер.
— Извини, пожалуйста. Сейчас уйду!.. А любопытно все же, в какой связи ты вспомнил о Веденине?
Векслер в ответ повернулся с таким проворством, что Ракитин не успел переменить выражение лица: благодушия не было и в помине, маленькие зубы были оскалены...
— Ишь ты какой! — усмехнулся Векслер и поманил к себе Ракитина. — Как тебе не сказать? Чего доброго, до утра допытываться будешь... Скажу, вегетарианец. Только, чур, между нами. Клянешься на мечах и шпагах?
Сбросив простыню, приподнялся и с минуту разглядывал Ракитина, точно прикидывая, какой небылицей вернее его уязвить.
— Ну, так вот... Рассказывал я Веденину, какая у тебя на даче благодать. А Константин Петрович изволил выразиться... Точных слов не помню, но в таком примерно смысле, что дача твоя комфортабельная на зыбких песках стоит.
— Что это значит?
Векслер не стал торопиться с ответом. Еще ближе поманил Ракитина:
— Не понимаешь?.. Веденин объяснил мне, что подразумевает под этими песками... Живопись твою. Ловкая она. Снаружи тематикой советской отлакирована, а внутри... Как бы истинное нутро не разглядели!