— Вот что я привез из далекой пограничной части.
Еще один альбом пошел по рукам. На его листах были запечатлены эпизоды боевых учений, бойцы в дозоре и на отдыхе, многие лица бойцов и командиров... Выразительность этих рисунков вызвала общее одобрение (даже Ракитин воскликнул: «Чудесно!»). Но Веденин увидел другое — увидел, как настойчиво, от зарисовки к зарисовке, ищет Кулагин лицо солдата — простое, суровое и доброе лицо...
Беседа продолжалась. Студенты наперебой расспрашивали Кулагина о его поездке, и сами, в ответ, снова рассказывали о летних впечатлениях. Казалось, конца не было этим впечатлениям, этим планам и замыслам...
— А ведь интересно! — снова наклонился бородатый художник к Веденину. — Признаться, не ожидал!
И, не стерпев, вступил в спор с чубатым студентом. Студент рассказывал теперь о картине, которую обязательно напишет (картину о солнечном советском изобилии!), и рассказывал с такой убеждающей зримостью, словно уже стоял перед законченным полотном.
— Не могу согласиться! — восклицал художник. — Композиция явно перегружена!
— Да что вы, Сергей Фомич, — вмешался сидевший невдалеке художник-пейзажист. — Я вижу это полотно.
— А воздух? Воздух видите? Где воздух?..
Студент отстаивал свой замысел. Спор захватил и остальных художников. Один лишь Ракитин держался в стороне.
Ракитин сидел в кресле — откинувшись, постукивая пальцами по колену. Улыбка его подтверждала: «Интересно, очень интересно!» Однако Веденину показалось, что эта улыбка прикрывает иное — насмешливость, даже раздраженность.
Беседа наконец закончилась. Пожелав молодежи успехов в учебе, Голованов предложил перейти к отдыху, к танцам. Пары закружились через несколько минут.
Отойдя с художниками в тихий, отдаленный угол, Веденин снова увидел перед собой Ракитина.
— А ведь я завидую вам, Константин Петрович!.. Слышал, уже закончили картину для выставки. Поздравляю! Большому кораблю — большое плавание!.. Ну, а мои успехи пока скромнее...
Веденин слушал и смотрел на пальцы Ракитина: они непрерывно двигались, точно желая убедить в искренности слов.
— Ошибаетесь, Иван Никанорович. Я...
Ракитин пригнулся к Веденину, как будто опасаясь упустить хоть одно слово. Но в этот момент подошел Голованов:
— Как нравится наш вечер? Не скучаете?
— Что вы! — воскликнул Ракитин. — Наоборот!
— Вечер удачный, — подтвердил бородатый художник. — В будущем году устрою такой же и со своими хлопцами.
И блеснул очками в сторону Веденина:
— А вот Константин Петрович, не в обиду будь сказано, совсем забыл про свою колыбель, забыл академию.
— Повременим укорять, — улыбнулся Голованов. — Надо думать, не за горами тот час, когда Константин Петрович вернется в наши ряды.
Танцующие пары разрезали группу. Чубатый студент продолжал обнаруживать неукротимую энергию: теперь он заправлял весельем. Под его руководством начался следующий танец, диковинный даже по названию: «Два притопа, три прискока». Завлекли в этот танец и кое-кого из художников.
— Наглядный метод действует? — усмехнулся Веденин, увидя, что и Ракитин принимает участие в танце.
— Два притопа и три прискока еще ничего не решают, — ответил Голованов. — Посмотрим, какую картину даст Иван Никанорович. Пора ему сделать окончательный выбор. Такое время идет... Обратил внимание на сегодняшние газеты?
— Успел лишь просмотреть. Что-нибудь интересное?
— Да, значительное. Газету, кажется, оставил в кармане. Пойдем покажу.
Мимо танцующих пар (Кулагин был в числе самых неутомимых танцоров) прошли в прихожую. Голованов с трудом извлек свое пальто из огромной кучи, накиданной чуть ли не до потолка.
— Вот!.. Почитай-ка!
Веденин прочел: «Рекорд забойщика Стаханова. Забойщик шахты «Центральная-Ирмино» Алексей Стаханов поставил новый всесоюзный рекорд, далеко обогнав непревзойденных до сих пор мастеров отбойного молотка. За 6-часовую смену он дал 102 тонны угля, что составляет 10 процентов суточной добычи шахты».
— Ты это почувствуй, Константин Петрович! Один человек — и десятая доля целой шахты!.. Давно ли мы с тобой говорили о всеобщем, всенародном творчестве. Вот оно — это творчество!
Голованов замолк, словно прислушиваясь к ударам отбойного молотка. И Веденину показалось, будто он слышит, как вгрызается молоток в черную угольную породу.
— Разговаривал вчера с Москвой, — продолжал Голованов. — Утверждена комиссия, которой поручается отобрать для выставки полотна и скульптуру ленинградцев. Могу поздравить — ты утвержден в составе комиссии.
Веденин промолчал. Голованов понял это как недовольство.