— А что, — понизила Ольга голос, — что, если уже сейчас не может жить Семен без искусства?.. Нет, папа (голос ее зазвенел), плохо вы на искусство смотрите. Вижу, чем оно для вас является — пустой потехой. От нечего делать можно заниматься... Глубоко ошибаетесь! Искусство... Да ведь оно...
Ольга протянула руки, словно желая схватиться за самое точное определение:
— Да ведь искусство... Сколько правильных мыслей приносит, сколько радости сердцу дает! Как можно жить без красоты?
Хороша была она в эту минуту — взволнованная, раскрасневшаяся. Семен взглянул и залюбовался. Даже отцовский взгляд чуть потеплел. Но отец тут же сказал:
— Вот как отвечу, невестка. От добра добра не ищут. Верно, не слишком в искусстве разбираюсь. Не до того было в жизни, своим горбом семью подымал. А все равно — от добра добра не ищут. Да еще в такой момент... Такой подъем сейчас на производстве. Это же факт!
— Факт! — с неожиданной решимостью вмешался Семен. (И сам кивнул теперь Ольге: «Не мешай! Скажу все, что думаю!») — Правильно, большой нарастает подъем. Правильно и то, что люди не желают вчерашней работой довольствоваться. Ну, а если выше подымутся, большего достигнут — разве во всей своей жизни не захотят большего? Определенно захотят! Захотят, чтобы жизнь еще красивее, прекраснее стала!.. Подумать, какой простор для искусства откроется!
Мать помешала Семену продолжить горячие его слова.
— Полно, отец! — сказала она твердо и неодобрительно. — Месяц не виделись, а ты людоедом кидаешься. Вижу теперь, почему не ехали к нам. Из-за тебя не ехали!
Подошла и взяла отца за руку:
— А ты подумай... Если бы в молодости мы больше видели красоты — не была бы наша с тобой молодость лучше?
На этом и кончился разговор. Поневоле кончился: вернулся Павел.
Во многом он отличался от младшего брата. Еще с мальчишеских лет началось это различие. Семен сторонился озорства, редко участвовал в тех шумных играх, которые объединяли детское население ближайших улиц. Павел, наоборот, был признанным вожаком... Широкоплечий, густобровый, головой почти упирающийся в потолок, он и теперь поглядывал с такой лихостью, точно все еще был заводилой отчаянных приключений...
— С приездом, — громко сказал Павел и так сильно пожал Ольге руку, что она вскрикнула. — Я же тихонько. Экая слабосильная команда!
— Как занимались? — спросил отец (всем своим видом он еще показывал сердитость, но к спору не возвращался).
— Занимались толково. А вот в одном расчете разобраться не смогли. Черт его знает, мудреный какой-то!
И, раскрыв книжку, которую с собой принес («Холодная обработка металла» — прочитала Ольга), ткнул пальцем в страницу, усеянную формулами:
— По всей видимости, опечатка закралась. Погодите, папаша. Пусть гости сначала голову поломают. Тебе, Семен, с такой премудростью сталкиваться не приходилось?
Семен наклонился над книгой, но Ольга, заглянув через плечо, сказала:
— Чего же тут особенного? Дай-ка, Павлуша, бумагу и карандаш. Сейчас объясню.
И действительно объяснила, подкрепляя свои доказательства быстрыми столбиками цифр.
— Смотри-ка! — изумился Павел. — А мы и так и этак... Ну и жена у тебя, Семен!
— Слабосильная команда? — не без лукавства спросила Ольга.
— Не лови на слове. Сдаюсь. Откуда же эту книжку знаешь?
Семену очень хотелось рассказать, сколько книг за это время перечитала Ольга, как, засиживаясь до позднего часа, вскакивала иногда, вслух начинала спорить с прочитанным. Но промолчал, вспомнив предупреждение в поезде.
А Ольга пожала плечами:
— Откуда книжку знаю? Попалась случайно.
И все же, как ни хмурился отец, а прощаясь, сказал:
— Выслушал ты меня, Семен. Я тебя выслушал... Ольга обвиняет — дескать, со своей колокольни сужу. Однако колокольня-то какая? Собственным трудом построена.
— Простите, папаша, если разговор получился резким... Но я — я хочу по совести жить!
— Эх, Семен ты, Семен! А разве я тебя иначе жить учил?..
В это же время, выйдя в коридор, мать прощалась с Ольгой.
— Уж ты приглядывай за Семеном. По молодости и ошибиться недолго.
— Нет, мама, вам нечего опасаться. Знаете, как я в Семена верю?
— И что художником сделаться может?
— Верю!
Расстались у калитки. Невидимые в раннем вечернем мраке, высоко над головами шумели сосны. Доносились сердитые всплески: ветер, крепчая, гнал на берег холодную волну.
— Счастливой дороги, — сказал отец и задержал руку Семена. — В прошлый раз еще говорил — привези рисунки. Смотри, чтоб больше не напоминать!
Мать крепко обняла и Семена и Ольгу: