— А вы берите с нас пример!
Сосед продолжал укорять, грозить, что не отпустит. Однако сам помог снести чемоданы вниз.
— Ну, бывший сосед... Ни пера ни пуха!
— Обойдемся без посторонней помощи, — предложила Зоя, когда он исчез в подъезде. — Не так уж далеко нести.
Усталые, но довольные добрались до дому. Затворив за собой комнатную дверь, крепко обнялись.
— Вот ты и переехал, Сережа, — ко мне, к себе, к нам!
Предупрежденная Машей зашла Нина Павловна. Она собиралась поздравить Сергея с новосельем, но Зоя перебила:
— После, мамочка. Сережа торопится в театр, и я хочу с ним пойти. Ни разу с весны не была в театре!
...Есть в утренних спектаклях своя особая прелесть. Она и в детском щебете, который молодит чинную парадность зрительного зала. И в той беспечности, которая отличает лица взрослых зрителей, только еще начинающих выходной день. И в том, что, выходя в антракте из зала, вдруг видишь за окнами фойе живой, настоящий свет.
Зоя сидела у барьера директорской ложи. Перед ней в проходах партера с топотом пробегала детвора, парами проходили школьницы старших классов, билетерши спешили всех рассадить...
Затем, когда погасла люстра и зажглись красные глазки запасных выходов, обозначилась широкая щель оркестра с притихшими музыкантами. Раздался густой медный звук, занавес пополз кверху, и дирижер взмахнул палочкой.
Спектакль (он начался карнавальным прологом) разворачивался пестрым калейдоскопом. Здесь были братья-двойники, продувные слуги, напыщенные кавалеры, юная красавица, под видом служанки ускользавшая из-под надзора ревнивого старца, и служанка, искусно подменявшая госпожу. Здесь были серенады при лунном свете, дуэли при факелах, полумаски и шпаги, веера и ботфорты. Здесь был причудливый мир переодеваний, превращений, совпадений, путаниц.
Сначала Зоя улыбалась неистощимой режиссерской выдумке. Но потом ей сделалось скучно. Когда в антракте заглянул Сергей, сказала:
— Очень хорошо отремонтирован зал.
— А спектакль? Он тебе не нравится?
— Какой-то он ненастоящий.
— У нас за кулисами его называют «контрабандным», — улыбнулся Сергей.
— Контрабандным?
Сергей объяснил, что это единственный спектакль, сохранившийся с тех времен, когда мастер проповедовал чистую театральность, игру во имя игры.
— И вот что любопытно. Валентин Георгиевич постарался сохранить этот спектакль для утренников. Классическая, мол, драматургия, познавательный интерес для молодежи... А сам иногда приходит на эти утренники. Приходит, точно на тайное, запретное свидание.
— А мне скучно, — сказала Зоя. — И накручено и наверчено, а впечатление такое, будто все время кормят сухарем... Лучше пораньше вернусь домой.
Вернувшись, заглянула к отцу.
— Когда же, папа, покажешь свою картину? И Ольге не показываешь и меня не подпускаешь...
— Скоро, — ответил Веденин. — Это ведь нелегкое дело — показывать в первый, в самый первый раз. Это все равно, что отделить работу от себя, дать ей самостоятельную жизнь.
— Но разве это плохо?
— Нет, хорошо!.. Хорошо, когда приходит завершенность, когда чувствуешь, что отдал все без остатка... Но ведь этому предшествует работа. Трудная, сложная... Смотри, сколько их — этюдов, набросков... Они относятся не только к Ольге. Некоторые из них я делал еще тогда, когда не был с ней знаком, когда еще не знал, каким же будет полотно... Но каждый из них — свидетельство жизни, жизненное наблюдение. Сверяясь с ними, я лучше вижу и понимаю Ольгу... Да, скоро моей картине предстоит начать самостоятельную жизнь — продолжающую меня, но мне уже неподвластную.
— Ты говоришь, точно о ребенке.
— О ребенке?.. Но ведь это мое кровное детище. Я выносил его и хочу дать ему долгую жизнь.
Веденин говорил мягко, задумчиво. Зоя заметила, какие у него усталые, воспаленные глаза. Но лишь в глазах читалась усталость, вся же фигура была собранной, энергичной.
— А Векслер? — неожиданно спросила Зоя. — Я так и не знаю, почему ты с ним порвал.
— Потому что разглядел его. В моем доме не может быть места врагу живого искусства!
— Врагу?.. Но ведь враг — он должен иметь какую-то силу. Но какая же сила у Векслера?
— А разлагающийся труп — разве сам по себе он имеет силу?.. Однако он отравляет воздух.
И ударил ладонью по подрамнику:
— Довольно о мертвецах. Особенно в такой торжественный день. Узнал от матери, что у вас новоселье.
— Да, Сережа перебрался.
— Давно пора!.. Кстати, в ближайшие дни — правда, временно — семейство наше увеличится еще на одного человека. Получил письмо от Симахина: выезжает в составе московской комиссии... Не сомневаюсь, мы встретимся по-другому, чем в прошлый раз!