Приезд Симахина внес оживление в жизнь дома. Часа не прошло, как всем уже казалось, что Андрей Игнатьевич — самый безотлучный член семейства.
Что же успел он за этот первый час?
Распаковал чемодан, переоделся, вместе с коробкой московских конфет передал Нине Павловне привет жены. Зоя рассказала о своих институтских делах и даже показала тезисы доклада, который готовила для студенческого кружка. Внимательно прочитав тезисы, Симахин внес существенные поправки (как видно, вопросы архитектуры не были ему чужды). Не довольствуясь этим, Зоя начала рассказывать и о Сергее...
— Я уверена, Андрей Игнатьевич, мой муж вам понравится.
— Познакомимся, — кивнул Симахин (чувствовалось, что он с искренним интересом ждет еще одного знакомства).
Ни на шаг не отходя от друга, Веденин радостно убеждался: эта встреча ничем не напоминает прошлую. В помине нет ни притворства, ни принуждения. Приподнятое настроение Симахина было неподдельно заразительным.
— Ах, да, Костя, — вспомнила Нина Павловна. — В твое отсутствие заходил Семен.
— Ты предупредила, что на этой неделе я не смогу заниматься?
— Предупредила. Он оставил рисунки.
— Вот как! — воскликнул Симахин. — Что же не рассказываешь о своем ученике?
Вместо ответа, Веденин раскрыл папку.
— Академический, строгий рисунок, — мечтательно вздохнул Симахин. — Помнишь, Костя, сколько крови стоил нам такой рисунок в молодости!.. Ваш супруг, Нина Павловна, был счастливчиком, пользовался расположением строжайшего нашего учителя.
— Ты, Андрей, рисовал не хуже. Но твои работы не всегда отличались опрятностью.
— Увы! И за это подвергался нескончаемым нотациям. До сих пор слышу брюзжащий голос старика.
— Теперь его мастерская принадлежит Голованову, — сказал Веденин. — Недавно я снова ее посетил. Был приглашен на вечер студентов Владимира Николаевича.
— Как же! И до нас, москвичей, долетели слухи об этом вечере.
— Что же говорили?
— Отзывались положительно. Один лишь Ракитин, как мне передавали... Передавали, будто в своем кругу иронизировал, объяснял этот вечер желанием завоевать у студентов дешевую популярность.
И Симахин снова придвинул к себе рисунки:
— Мне интереснее послушать о твоем ученике. Судя по этим образцам, человек способный. Кто же он?
— Молодой рабочий. И сейчас продолжает работать на заводе. С этого и началось наше знакомство: заявил, что рисунки неотделимы для него от работы за станком. Затем сам пришел ко мне. И все же... Пока он не сделает окончательного выбора, способности его не раскроются в полной мере. Он должен сделать выбор. Должен пробовать подняться на собственные ноги, хотя бы это и грозило синяками.
— Ты слишком торопишься, Костя.
— Он должен сделать выбор, — повторил Веденин. — И должен нажить синяки!
Произнося эти слова, Веденин вдруг почувствовал, что ни одной минуты дольше не может делить Андрея Симахина ни с Ниной Павловной, ни с Зоей, ни с Семеном... Решительно встал:
— А теперь идем ко мне!
Когда же вошли в мастерскую, крепко взял Симахина за руки:
— Твой сегодняшний день принадлежит мне. Забудем прошлый твой приезд. Забудем осень за окнами... Ты приехал в первый раз. Только что приехал, вокруг июльское пекло, и мы только что встретились.
— Так не получится, Костя.
— Почему? Разве письмо, которое передал мне Бугров...
— В том письме я рассказал всю правду. Но именно потому и не хочу возвращаться назад. Я приехал не только в другое время года — в другое время своей жизни.
Симахин произнес эти слова негромким голосом, ничего в них не выделяя и не подчеркивая. Но Веденин почувствовал, сколько дум, размышлений, поисков лежит за этими словами...
— Ты уже закончил, Андрей, картину?
— Почти. Но отложим о ней разговор. Прежде всего хочу увидеть твое полотно.
— Мое? — переспросил Веденин и сразу почувствовал, как подступило волнение.
Но встретился с Симахиным глазами и кивнул:
— Тебе покажу. Смотри!
...Мольберт повернут к окну. Уличный шум едва проникает сквозь двойные рамы. Симахин стоит перед мольбертом. Веденин рядом. Тишина.
Но это не та тишина, в которой рождается успокоенность. Все бо́льшая взволнованность охватывает Веденина. Стараясь ее подавить, он стоит неподвижно, молча. И тоже не отводит глаз от полотна.
...Симахин увидел девушку, остановившуюся у приоткрытых дверей. Коренастая девушка в синем рабочем халатике, с рукавами, закатанными выше локтей. За дверьми угадывается цех — контуры станков и людей, склонившихся над станками. Там очень светло: даже сюда, за порог, свет вырывается широким золотистым снопом. Девушка стоит озаренная, пронизанная этим светом. И воздух, вырываясь таким же сильным, похожим на ветер потоком, окружает девушку, сдвигая складки халатика, откидывая прядь волос, выбившуюся изпод косынки, подчеркивая резкий, напряженный поворот тела. Точно сопутствуемая светом и ветром, девушка стоит, преградив дорогу второй фигуре.