— Понятно, — сказал наконец взлохмаченный художник и, проведя ладонью от затылка ко лбу, еще сильнее взъерошил волосы. — Словом, как поется в старой песне: «И враг бежит, бежит, бежит!»
Трудно было понять — сказано это в похвалу или в осуждение.
— Да, — с достоинством ответил Ракитин. — Лодырь, рвач и тунеядец бежит от справедливого гнева участников производственного совещания.
Голованов предложил перейти к обсуждению.
Первым пожелал высказать свое мнение художник с обликом ученого.
— Я бы позволил себе так оценить — квалифицированная работа. Вполне квалифицированная. Мы давно знаем Ивана Никаноровича как тонкого стилиста, равно владеющего и пластичностью формы и богатейшими нюансами красочного пятна. Не эти ли свойства отличают и данную работу?.. Конечно, возможны отдельные замечания. Лично мне, например, кажется излишней подчеркнутая статичность фигур. Я бы предпочел большую эмоциональную насыщенность... Но здесь мы имеем дело с индивидуальной манерой живописца, и я считаю, что картина Ивана Никаноровича, к тому же весьма актуальная в тематическом плане...
Секретарь записал предложение — рекомендовать для выставки.
— А твое мнение, Костя? — спросил Симахин.
— Послушаем других.
Вторым взял слово взлохмаченный художник:
— Надо ли напоминать, что у нас с Иваном Никаноровичем и школы разные и разные учителя. Не в обиду будь сказано: учили меня в парижские салоны на поклон не ездить, живописную мишуру у французов не одалживать. Были русаками, были реалистами и гордились этим. По сей день этим горжусь!.. Что касается живописи Ивана Никаноровича — лукавить не собираюсь. Она и сейчас не во всем мне близка своей холодноватостью, этаким декоративным изыском... Однако готов примкнуть к мнению уважаемого Владислава Петровича. Актуальность сюжета, стремление преодолеть тлетворные влияния импрессионизма... Это радует! Это обнадеживает!
Примерно в таком же духе прозвучало и выступление секретаря комиссии (он лишь упрекнул художника в некоторой ограниченности цветовой гаммы). Казалось, что решение, и решение положительное, обеспечено. Ракитин это чувствовал: его улыбка сделалась особенно лучезарной.
Но в этот момент поднялся Веденин:
— Я не могу согласиться с тем, что здесь говорилось. Владислав Петрович высказывает серьезные замечания. Виктор Сергеевич, со своей стороны, признает, что это полотно не является ему близким. Но тут же произносятся и слова в защиту: актуальность тематики, преодоление импрессионистических влияний... Хочу быть откровенным: такие половинчатые оценки кажутся мне лишенными принципиальности!
Продолжая говорить, Веденин уловил напряженность наступившей тишины и увидел, как изменилась улыбка Ракитина: губы раздвинулись, обнажив маленькие зубы.
— Однако, Константин Петрович, — уязвленно подал реплику художник с обликом ученого. — Если вы придерживаетесь иного взгляда, желательно услышать его обоснование.
— Бесспорно, — кивнул Веденин. Обернувшись к мольберту, он еще раз внимательно оглядел полотно.
— Совещание... Заводское производственное совещание... Собрались люди, живые люди — каждый со своим характером, неповторимостью своей биографии, жизненного опыта. Какой сгусток мыслей, чувств, мечтаний, стремлений! (Не слышал ли снова Веденин горячие голоса в переполненном красном уголке?) Да, этот сюжет дает прекрасную возможность раскрыть образ советского человека. Этот материал может стать богатством для художника, но лишь при условии, если художник не ограничивает себя формальными задачами.
— Но в чем же, Константин Петрович, вы усматриваете подобные задачи? — упрямо взметнулась вверх клинообразная борода.
— В том, что картина не несет в себе мысли. Этой мыслью — новым, социалистическим отношением к труду — художник не горел. Эта мысль не вела его, не побуждала к поискам... Белинский говорил, что искусство в нескольких мгновениях сосредоточивает целую жизнь. Но где здесь жизнь?
Маленькие, острые зубы, исказившие улыбку. Порывистый, всем корпусом, поворот взлохмаченного художника. Ободряющий взгляд Голованова...
— Где здесь жизнь?.. Разве хоть одну фигуру на этом полотне можно назвать живой? Разве эти мертвенно-условные лица могут выразить духовный мир нашего человека?.. Нет, Иван Никанорович, вы умертвили жизнь!
— Протестую! — крикнул Ракитин (он уже несколько раз пытался остановить Веденина). — Протестую!.. Никто не может отнять у живописца право видеть жизнь по-своему!