— Но что же вы предлагаете? — нетерпеливо спросил взлохмаченный художник.
— Ах, Виктор Сергеевич! Чувствую, вы опять готовы заподозрить меня в мягкосердечии. Но ведь мы, живописцы, — мы, так сказать, одна семья. Хорошо ли, если в семье начинаются раздоры?.. Разумеется, я ни в малейшей степени не сомневаюсь в беспристрастии Константина Петровича. Однако Иван Никанорович со своей стороны утверждает, что работа Константина Петровича, которую, к сожалению, мы не видели... Словом, что этой работе тоже можно предъявить серьезные замечания... Разумеется, я далек от того, чтобы делать преждевременные выводы. Но я призываю к одному — к максимальной осмотрительности!
В течение всей этой речи взлохмаченный художник едва удерживался от реплик. Теперь же вскочил, сердито перегнулся через председательский стол. Но Веденин помешал его ответному слову.
— Позвольте мне внести ясность. Действительно, Иван Никанорович видел и резко отрицательно воспринял мою картину. Она близка к завершению, и скоро каждый сможет составить о ней собственное мнение. Но каким бы это мнение ни было — может ли оно изменить ту оценку, которую мы даем сейчас полотну Ракитина?.. И последнее. Да, мы собрались в Союзе советских художников, чтобы стать единой здоровой семьей. Однако та осмотрительность, которую проповедует Владислав Петрович, отнюдь не кажется мне признаком настоящего здоровья. У нас должны быть твердые сердца!
При одном воздержавшемся комиссия постановила подтвердить ранее принятое решение.
Подписав протокол, взлохмаченный художник спросил не без колкости:
— Неужели, Владислав Петрович, ваше сердце начало сдавать?
В последний раз осмотрев Александру, Ипатьев недоверчиво спросил:
— И никаких жалоб?
— Дорогой доктор, я совершенно здорова.
— Ну-ну, не будем преувеличивать. Разумеется, состояние ваше значительно улучшилось. Но с другой стороны...
— Дорогой осторожный доктор! Я чувствую себя настолько хорошо, что сегодня же отправлюсь на прогулку.
— На прогулку?.. Категорически возражаю!
Ипатьев смягчился лишь тогда, когда Александра обещала взять с собой сына. Перед уходом прочел целый ряд наставлений и на всякий случай выписал какие-то капли.
Вернулся Вася.
— Тебе сегодня больше не нужно итти в инстие тут? — спросила Александра.
— Нет, я совсем вернулся. А что?
— Хочу подышать свежим воздухом. Ипатьев требует, чтобы ты меня сопровождал. Мы зайдем к Ведениным. Ты ведь еще не бывал у них?
Вышли на улицу, и Александра воскликнула:
— Как хорошо!
День был солнечный, очень тихий, прозрачный. Один из тех дней, какие изредка выпадают среди осеннего ненастья — последним напоминанием об ушедшем лете. Солнце низко стояло над крышами, и розоватый свет смягчал уличные очертания.
— Да, хорошо, — согласился Вася. — Даже трудно поверить, что это конец октября.
— Конец октября!.. — повторила Александра. — В наших краях все уже покрыто снегом... Ты не скучаешь, Вася, о родных местах?
— Сначала скучал. Ну, а теперь... Просто некогда теперь скучать!
Александра взглянула на сына. Может быть, тому виной был обманчивый солнечный свет, но она увидела Васю другим, чем обычно, — повзрослевшим, возмужавшим.
— Где же мне скучать?.. А со второго семестра еще труднее будет. Начнутся два новых семинара, и комсомольское поручение у меня серьезное. Я ведь выбран в бюро Осоавиахима!
Вася говорил об этом озабоченно, но чувствовалось, что предстоящая работа ничуть его не страшит. И шагал он сейчас по-другому: не было торопливой походки юнца, шаги ложились прямо, твердо.
Опираясь на руку сына, с жадностью вдыхая свежий, прохладный воздух, с жадностью вглядываясь в каждое встречное лицо, Александра радостно убеждалась, что больше нет для нее преград, что она опять нераздельна с окружающим.
Перед веденинским домом остановилась. Медленно, внимательно огляделась по сторонам. Может быть, в эту минуту она поручала сына большому трудолюбивому городу...
Подошли к дверям. «Какой же будет эта встреча? — подумала Александра. — Покажет ли Константин Петрович новую свою картину?»
— Добро пожаловать! — встретил он за порогом. — Первая прогулка? Представляю, как устали?
— Нисколько. Вопреки опасениям Ипатьева...
— И все же я сторонник осторожности. Теперь вам следует отдохнуть. Прошу на диван. В мастерскую, к сожалению, пригласить не могу. Зверский беспорядок!
— До сих пор не позволяет прибрать, — пожаловалась Нина Павловна.
— После, после! Дайте сперва закончить работу!