— Видите ли... — выбежал он вперед (ноги выбивали непроизвольную, нервную чечетку). — Видите ли... После всего, что здесь говорилось... Но при чем тут Лабиш?.. Мировая драматургия знает множество бродячих сюжетов!..
Фразы падали порознь, откатываясь одна за другой, никого не трогая.
Саркастический автор (впрочем, сарказма давно уже не было) заявил, что ему нечего добавить.
Что касается мастера — он молчал. Возможно, он так и ограничился бы молчанием, если бы, заключая собрание, к нему не обратился секретарь партийной организации:
— Как видите, Валентин Георгиевич, вопрос о пьесе не только не оказался исчерпанным, но и привел к большому принципиальному разговору. Думаю, вы согласитесь, что нам предстоит сделать серьезные выводы?
— Вероятно, — ответил мастер, коротко глотнув воздух. — Вероятно!..
Выгнувшись над барьером, Зоя увидела Сергея, сидевшего между актерами. И, не дожидаясь конца собрания, сбежала вниз, в партер.
Волновался ли Веденин, ожидая Ольгу? Не меньше, даже больше, чем если бы предстояло вынести картину на суд живописцев. Ольга и девушка на полотне для него дополняли и продолжали одна другую. Узнает ли Ольга себя на полотне, увидит ли себя такой, какой он, Веденин, ее увидел?..
Время в этот день тянулось медленно. Предполагая, что Ольга не сможет прийти раньше вечера (из разговора с Сергеем Веденин узнал, зачем она приглашена в театр), решил привести наконец мастерскую в порядок. Но передумал. Даже сейчас, когда картина была закончена, не хотелось расставаться с беспорядочной рабочей обстановкой.
Продолжая сидеть перед мольбертом, Веденин снова и снова спрашивал себя: что скажет Ольга, что скажет ей девушка на полотне?..
Позвали к телефону.
— Константин Петрович?.. Не узнаете?
— Нет... Впрочем... (Неторопливый голос показался удивительно знакомым). Кто говорит?
— Бугров. Мне нужно встретиться с вами. Если разрешите, приеду через полчаса.
Эти полчаса, эти короткие тридцать минут показались Веденину еще более медленными, чем все предыдущее время.
Решив, что настал удобный момент, Нина Павловна предложила убрать в мастерской. Веденин и на этот раз отказался:
— Никаких парадных приемов!
Бугров приехал точно — минута в минуту. Несмотря на ненастный день, он был в легком плаще, без шарфа. Скинув плащ, крепко пожал Веденину руку:
— Не ждали? Действительно, выбрался в Ленинград неожиданно... Куда прикажете пройти? Помнится, в прошлый раз обещали, что следующая встреча произойдет перед мольбертом, перед полотном.
Веденин лишь кивнул. Ни слова не произнес он и тогда, когда вошли в мастерскую. И Бугров ни слова не сказал. Не останавливаясь, прошел вперед, прямо к мольберту.
Наконец обернулся. Взгляд его был все таким же сосредоточенным, но в этом взгляде Веденин не смог прочесть ни одобрения, ни осуждения.
— Ваше новое полотно, Константин Петрович... Оно заслуживает серьезного разговора. Мне хотелось бы, чтобы в этом разговоре также принял участие Владимир Николаевич. И еще... Вы не будете возражать, если я приглашу Ивана Никаноровича Ракитина?
— Ракитина?.. Не думаю, чтобы он...
— Вы имеете в виду отношения, сложившиеся между вами после работы отборочной комиссии?
— Да. Но ошибочно было бы считать эти отношения результатом частной ссоры.
Вместо ответа, Бугров попросил провести его к телефону.
— Владимир Николаевич?.. Да, это я... Приезжайте!
Краткость этих слов создавала впечатление, что Бугров еще раньше условился с Головановым о встрече и что тот лишь ждал подтверждения.
Вслед затем Бугров позвонил Ракитину.
— Следует закончить, Иван Никанорович, тот разговор, который мы прервали час назад... Нет, я не в союзе. Я нахожусь у Константина Петровича Веденина... (Бугров замолк и терпеливо выслушал какое-то многословное возражение.) Понимаю, Иван Никанорович. Понимаю, но согласиться не могу.
Снова пауза. Веденин стоял в нескольких шагах от телефона, но и к нему доносились взвинченные интонации.
— Понимаю. Все понимаю, — повторил Бугров. — И все же нам необходимо встретиться.
Через несколько минут приехал Голованов.
— Встречай, Константин Петрович. Встречай и показывай. Что, не удается больше утаивать работу?
И снова, так же как и Бугров, Голованов пытливо смотрел на полотно. Снова молчание царило в мастерской. С каждой минутой это молчание наполнялось для Веденина все большим нетерпением, напряженностью.
Напряженность сделалась еще сильнее, когда на пороге появился Ракитин. С первого взгляда можно было понять, какого усилия стоило ему вторично появиться на этом пороге. Ограничившись общим поклоном, шагнул вперед.