— Да нет же!.. — попробовал Никодим Николаевич прервать эту буйную фантазию, но Зоя с обезоруживающей вкрадчивостью шепнула:
— Не возражайте, голубчик! Очень прошу!
Площадка для городков находилась в глубине тенистого сада, возле беседки, на столбиках которой красовались автографы многих поколений отдыхающих. Болельщики окружали площадку, физкультурник дома отдыха расставлял из чурок хитроумные фигуры.
Зоя первой вышла на черту. Встреченная подзадоривающими возгласами, предупредила, что не боится никакой «подначки». Затем, деловито поплевав на ладонь, нацелила палку... Р-раз!.. Три чурки выскочили из чужого городка.
Болельщики одобрительно зашумели, но Зоя даже не взглянула на них. Второй палкой выбила еще две чурки.
— Ну, папаша, дело за вами, — сказал краснокожий парень, а Зоя возвестила:
— Глядите-ка, сейчас что будет!
Минуту перед этим Никодим Николаевич проклинал и свою покорность и неуместную затею Зои. Теперь же, оказавшись на черте, вдруг испытал желание показать себя не хуже других. Палка была тяжелой, сучковатой. Все же старательно прицелился. Кинул палку и тотчас, вслед за сухим треском разбитой фигуры, услыхал взрыв аплодисментов.
— Пяток! — подсчитал физкультурник. Кто-то рядом почтительно свистнул. Зоя воскликнула: — Что я говорила!
Но успехи Никодима Николаевича на этом и закончились. Размахнувшись вторично, он не только не попал в чужой городок, но, наоборот, утратив всякую ориентацию, угодил палкой в самую гущу болельщиков. Они разбежались с воплями.
— Не обращайте внимания, — закричала Зоя. — Он хитрит, пробует скрыть настоящий класс!
Дальнейшего Никодим Николаевич не слыхал. Он бежал с территории дома отдыха.
«До чего глупо! И глупо и нелепо!.. Я не должен был покидать Константина Петровича. Оставил его одного, оставил работу над копией, а сам в это время...»
Погруженный в горькие думы, Никодим Николаевич не услыхал, как его догнали легкие шаги.
— Погодите!.. Погодите же!..
Обернулся. Зоя стояла раскрасневшаяся, прижав ладони к груди.
— Рассердились? Сильно рассердились?
— Я считаю... Считаю, что мой возраст... Да и вы уже не девочка...
Никодим Николаевич собирался произнести строгую речь, но как могла она получиться, если на него смотрели такие кроткие, широко раскрытые глаза, если в них читалось такое чистосердечное раскаяние. В эту минуту Зоя была похожа на прежнюю девочку, застигнутую в мастерской, куда забралась без спросу.
— Простите. Больше не буду.
Она погладила Никодима Николаевича по плечу, и это ласковое прикосновение снова напомнило ему и далекий майский день и встречу на Исаакиевской площади...
«Нет, — подумал он. — Взрослая. Взрослая уже. И как похожа на мать!»
Возвращались на дачу, мирно беседуя.
— Вы довольны, Зоечка, что поедете в город?» (С некоторых пор, несмотря на протесты Зои, Никодим Николаевич перешел с ней на «вы».)
— Конечно. Здесь мне нравится, но я люблю ездить. А потом это ведь первый раз, когда отец зовет меня... Именно меня!
Несколько минут шагала молча, задумчиво опустив голову:
— Как странно! Сейчас я подумала, что мы с отцом ужасно мало знакомы. Как бы вам объяснить?.. Он хороший, но как будто живет отдельно — в мастерской. А к нам только приходит.
— Зоечка, что вы говорите!
— Ну да. Иногда мне жаль маму.
Это был предзакатный час, и нежно-мягкий свет розовел на соснах. Высоко на дереве прощебетала птица. Зоя остановилась, откинула голову, вся, как струнка, потянулась вверх. Опять простодушно и доверчиво прощебетала птица. Зоя продолжала неподвижно стоять, закинув руки за голову, точно понимая, что говорит птичий голос...
Но вернулись на дачу — потребовала, чтобы Никодим Николаевич нарисовал «портрет» собаки, невзрачной дворняжки. Собака была покладистая, покорно сидела, отмахиваясь хвостом от мух. Можно было подумать, ей нравится позировать.
Когда же наступил вечер и Зоя убежала к соседям, а Нина Павловна занялась хозяйством, — Никодим Николаевич вышел за калитку.
Расходились по дворам медлительные и круглобокие, нагулявшиеся за день коровы. Проехал воз, шурша сеном, свисающим до земли. Вслед велосипедистам тявкали собаки — нехотя, сквозь зевоту. Зажигались первые огоньки...
Однако эта умиротворенность не могла успокоить Никодима Николаевича. Вернувшись в садик, он упорно начал ходить взад-вперед по дорожке.
«Нет, не так я поступил. Вместо того чтобы соглашаться на поездку, я должен был в упор спросить Константина Петровича — что происходит?.. И действительно, что означает эта телеграмма?»