Дорофеев обнял отца. Прежде между ними не было особой ласковости, но сейчас крепко обнялись.
— А может, остаться? Может, обойдется?
— На построение храмов жертвовал, а в божьи чудеса никогда не верил, — усмехнулся отец. — Ничего, кое-какие знакомые люди в городе еще остались. Помогут к нынешней жизни приспособиться.
Так и уехал Дорофеев в город. И приспособился, и на завод попал, и специальность токаря получил.
Сейчас, шагая по вечерней улице, припомнил они то, как ехал в поезде, как напротив сидела разбитная краснощекая девушка и как рассказывала на весь вагон:
— С кулачьем у нас в районе начисто покончено. Колхоз организовали — «Красный пахарь». Два трактора получили. Очень интересная предполагается жизнь!
Вспомнив об этой девушке, Дорофеев круто остановился. Ему показалось вдруг, что лицом она была похожа на Власову. И тут же спросил себя:
— А что, если попробовать?.. Вызвать и припугнуть, с глазу на глаз поговорить, без Тихомирова...
Свернув на набережную, двинулся в сторону заводского жилмассива. Пришел в общежитие. Постучал. Не дождавшись ответа, начал стучать все сильнее.
— Чего дверь ломаешь? Дома их нет, — вышла на стук Тася Зверева, соседка и подруга Власовой.
— Где же они?
— Не иначе — вышли тебя встречать, — фыркнула Зверева.
Она всего только на год была старше Власовой, но сильно от нее отличалась: имела склонность к полноте, двигалась лениво и смеялась по-особенному — беззвучно, запрокидывая голову.
— Ты зубы не скаль! — отрезал Дорофеев. — Как бы плакать не пришлось.
— Не собираюсь. Никакого не имею желания.
— Иногда и без желания слезы катятся.
— Слезы? Что хочешь этим сказать?
Дорофеев пристально посмотрел на Звереву:
— Сказал бы... Нет, не буду тебе настроение портить.
При всей своей неторопливости, даже сонливости, Зверева отличалась любопытством.
— А ну, скажи!..
Кончилось тем, что Дорофеев позволил себя уговорить. И когда, отведя Звереву в темную сторону коридора, сказал ей что-то вполголоса, она руками замахала:
— Врешь! Не поверю, чтобы Ольга...
— Не хочешь — не верь. Смотри только, чтобы потом на тебя подозрения не было. Как-никак подруга. Не могла не знать.
— Ничего я не знаю!
— Теперь ты знаешь, Зверева. А это тебе не шуточки — народ в заблуждение вводить!
Зверева смотрела испуганными, округленными глазами. Она раскаивалась, что начала этот разговор.
— Ладно, — кивнул Дорофеев. — Твое дело маленькое. Надо будет — еще поговорю с тобой. А пока молчи, виду не показывай... Власова вернется — поклон от меня. Так и скажи: Дорофеев велел кланяться. Просил не забывать.
Он ушел, а Зверева все еще стояла на пороге комнаты. Собиралась ложиться спать, а сейчас отшибло сон. И хотя Дорофеев был уже внизу, на лестнице, — крикнула вдогонку:
— Ничего не знаю! Ничего не слыхала!..
Ольга и Семен задержались в клубе. После драмкружка остались на второе отделение концерта (знакомая билетерша пропустила на балкон). Когда же, возвращаясь, подошли к общежитию, повстречался им Илья Трофимович Гаврилов.
Он был не один: рядом стоял незнакомый плечистый мужчина. Отсюда, со стороны ворот, была видна лишь его спина. Но судя по тому, как неотступно смотрел Гаврилов на этого человека, угадывалось, что и он отвечает таким же взглядом. Что-то такое и значительное и сокровенное было в этом взгляде, что Ольга и Семен, боясь потревожить, замедлили шаги.
Несмотря на поздний час (уже отзвучали кремлевские куранты), общежитие не умолкало. Доносились разговоры, смех, гитарный перебор. И в соседних корпусах еще шумела вечерняя жизнь, выплескиваясь на широкое, не остывшее от дневного жара пространство двора.
А эти двое стояли неподвижно, молча, прикованные друг к другу.
Наконец Гаврилов протянул руку:
— Не забывай ко мне дорогу, Михаил Степанович. В Ленинграде надолго?
— Побуду еще. Приду обязательно.
— Вот ты какой, — ласково произнес Гаврилов. — Крупнее брата, а все же похож. Ну, в добрый час!
Человек прошел мимо Ольги и Семена. Полоска оконного света упала на его взволнованное лицо. А Гаврилов, вглядываясь вслед, все еще продолжал стоять.
— Спать пора! — окликнула Ольга.
— Ах, это ты? (Казалось, Илья Трофимович не сразу ее узнал.) Вы чего полуночничаете?
— Из клуба. Концерт только кончился.
Вместе подымались по лестнице, пахнущей свежей, недавно просохшей краской (этим летом во всех корпусах жилмассива проводился большой ремонт). В коридорах хлопали двери, из умывалок доносился плеск воды. Особенно шумно было в верхних двух этажах, где помещалось молодежное общежитие. Гаврилов жил ниже. Остановились, чтобы попрощаться, но он предложил: