И еще раз поднялся Веденин, услыхав запоздалый звонок. Но это были Виктор с Кириллом.
Виктору на вид было лет двадцать пять (на самом деле двадцать два). Большелобый, плосконосый, он ходил раскачиваясь, как моряк при корабельной качке. Значок ленинградского яхт-клуба украшал борт пиджака. Кирилл старался во всем подражать приятелю, но солидности не получалось: фигура была мальчишески тонкой, голос ломался, и неукротим был хохолок на макушке (Зоя прихлопнула его ладонью, но хохолок снова взвился).
Игру оставили. Виктор (Зоя познакомилась с ним на спортивной базе института) рассказывал о только что состоявшемся состязании яхт. Речь его густо была пересыпана морскими терминами. При всей их туманности было ясно одно: яхта, на которой шли Виктор с Кириллом, заняла далеко не первое место.
— Ветер подвел. Но погодите, еще возьмем реванш!
...Телефон прозвенел, когда садились за стол. Веденин не тронулся с места, но Маша позвала.
Голос донесся из какой-то дали, с трудом пробиваясь сквозь назойливо пульсирующее гудение.
— Костя?.. Сердишься?..
— Андрей?
— Не сердись. Не так получилось. Поручение жены — только повод. Ехал, чтобы встретиться с тобой.
— Но почему не пришел?
Снова трубку заполнило пульсирующее гудение. Потом гудение притихло. Веденин услыхал:
— Я собирался, вышел уже... А потом подумал — и ты меня не понимаешь!
— Где ты сейчас?
— На вокзале... пятый вагон...
— Я приеду!
Сейчас же позвонил в бюро такси:
— Вышлите машину. Мой адрес...
— Машин свободных нет. Оставьте номер телефона...
Не отвечая, кинул трубку. Успел заметить: молодежь столпилась у дверей.
— Отец, ты куда? На вокзал?
Только кивнул. Лестница, подъезд, площадь... Быстро двинулся вперед. Потом побежал.
Хорошо, что стоянка такси находилась близко: Веденин с трудом переводил дыхание.
Но и здесь (был час театральных разъездов) свободных машин не оказалось. Пришлось занять место в многолюдной, нетерпеливой очереди. Закинув голову, все еще прерывисто глотая воздух, Веденин посмотрел на освещенный циферблат башенных часов. Вез семи двенадцать. Тридцать семь минут до отхода поезда. Конечно, можно поспеть.
Одновременно подъехали две машины, за ними еще одна. Но очередь почти не уменьшилась. Часы на башне отбили двенадцать ударов. Ничего, времени достаточно — отсюда до вокзала недалеко. Еще, одна за другой, три машины... Восемь минут первого... Не страшно, успею!.. Еще машина... Впереди оставался мужчина с квадратной, плоской спиной. Веденин тронул его за локоть:
— Я очень тороплюсь. Ели разрешите...
Мужчина круто обернулся (пахнуло спиртным):
— Все торопятся!
Вызывающе поглядел, но Веденин ничего не ответил. Четверть первого. Зачем же ехать? Для настоящего разговора все равно не остается времени. А я так ждал тебя, Андрей!..
Покинув очередь, Веденин медленно двинулся назад. Подойдя к затихающей площади, услыхал раскаты рояля. Догадался — молодежь принялась за танцы. Однако даже притворно он не мог бы сейчас присутствовать при этом веселье. Свернул в противоположную сторону, к скверу. И тогда...
Теперь, когда позади осталось взволнованное ожидание встречи, когда не удалась, не состоялась встреча, — теперь, как бы ни было горько, Веденин вдруг почувствовал облегчение. Точно перегорело внутри. Или же, после тяжкой сумятицы, вернулась сосредоточенность.
Никогда еще Веденину не удавалось видеть себя с такой полной, обличающей очевидностью. Увидел себя в Москве — в тщетной попытке сбежать от растущей неудовлетворенности. Вернувшимся в Ленинград — пытающимся упорной работой подавить тот протест, который в нем самом вызывала эта работа. Еще раз приехавшим на завод — случайным гостем среди сталеваров...
Круг за кругом огибая ограду сквера, Веденин продолжал себя обличать.
И снова увидел себя. Встревоженно склонившимся над акварелью... В горестной исповеди перед Головановым... Не смеющим ответить Рогову...
В четвертый или пятый раз он шел вокруг ограды и только теперь заметил, что цепь, скрепляющая створки ворот, достаточно широка. Остановился, оглянулся по сторонам, подтянул к себе одну из створок. Цепь лязгнула и отошла, образовалась щель. Веденин наклонился и проник в эту щель, оказался внутри ночного сквера.
И тотчас, едва успел сделать несколько шагов, мысль устремилась дальше.
— Нет, Андрей, твой отъезд ничего не меняет. Если не с тобой, то все равно, без тебя, — я должен закончить наш разговор!
Продолжали доноситься звуки рояля. Они звенели и рокотали, казались волнами, которые подкатываются к ногам.