И действительно, рассвет, становящийся новым днем, как видно, способен все делать простым, допустимым, возможным...
Никто не удивился, когда Веденин подтолкнул вперед Ольгу и Семена.
— Внимание! Я привел своих друзей!
Один лишь Сергей, обернувшись, удивленно оторвался от клавиш:
— Молодожены? Какими судьбами?
— Сергей Андреевич?.. Мы случайно...
— Случайно?.. Ладно, успеем разобраться. Имею честь представить: Ольга Власова, Семен Тихомиров. Молодожены, передовые производственники и оба из моего драмкружка. Музыка — туш!
Он сам изобразил этот туш. И снова вальс — Вера с Семеном, Ольга с Виктором, Наташа с Кириллом... Молодой и стремительный, головокружительный вальс!
Зоя подсела к отцу:
— Успел проводить?
— Нет. Но мы еще встретимся с Андреем Игнатьевичем!
Тут заметил, что Зоя курит: прежде при нем никогда не курила.
— Это еще что такое?
Зоя покраснела, потушила папиросу.
А вальс продолжался. И солнце, появившись над крышами, уже освещало верхушки деревьев в сквере. И первые, еще одиночные прохожие пересекали площадь, словно разведывая ее простор.
Подойдя к окну, Веденин думал: «Вот и утро. Рогов скоро придет за ответом... Что отвечу ему?»
Вернувшись в город, Никодим Николаевич собирался вместе с Зоей отправиться к Веденину. Но она воспротивилась:
— Отец вызвал меня, а не вас. Идите домой!
— Но поймите, Зоечка, мне крайне важно...
— Давайте не ссориться. Берите бутерброды. Кушайте на здоровье. Вот и ваш трамвай.
Дома, чтобы заполнить время, Никодим Николаевич занялся уборкой. Навел порядок в ящиках стола, потом в комоде, а затем, вооружившись тряпкой, извлек из угла запыленные холсты и картоны. Когда-то они причиняли боль. Сколько ни вкладывалось в них труда — не приносили счастливого озарения... Но это было давно.
Закончив уборку, Никодим Николаевич выглянул из окна (несколько лет назад он переехал с Васильевского острова на Загородный проспект).
Внизу, в глубине дворового колодца, грузили подводу порожними бочками. Даже сюда, на шестой этаж, доносился крепкий запах селедочного рассола. Лошадь стучала копытом, бочки глухо ударялись одна о другую, а возчик, окруженный любопытными детьми, потрясал накладной и переругивался с завмагом. Когда же он рванул лошадь под уздцы, кто-то из детей испугался и выпустил из рук цветной воздушный шар.
Немного взлетев, шар нерешительно покачался, а затем быстро стал набирать высоту. Он пролетел так близко, что Никодим Николаевич даже протянул руку. Но в это мгновение воздушной струей шар оттолкнуло в сторону.
Внизу, на дворе, плакал ребенок, лишившийся игрушки. А шар летел все выше, выше. Вскоре превратился в едва различимую точку. Секунда — скрылся за соседней крышей.
Переведя взгляд на свое жилище, Никодим Николаевич позавидовал шару, парящему в поднебесье: комната была небольшой, тесной. И решил прогуляться. Любовь к прогулкам никогда его не покидала, и часто эти прогулки уводили очень далеко — к былым окраинам, где теперь подымались кварталы нового Ленинграда.
На этот раз Никодим Николаевич не думал о том, куда приведет его прогулка. То убыстряя, то замедляя шаги, а иногда и останавливаясь, он безжалостно себя упрекал:
— С какой стати я подчинился Зое?.. Нет, довольно! С завтрашнего дня начну действовать решительно, самостоятельно. Завтра же с утра добьюсь откровенного разговора с Константином Петровичем!
Поток пешеходов Увлекал Никодима Николаевича все дальше. Невдалеке от шумного перекрестка он вдруг заметил человека, идущего впереди со связкой пакетов. Не только спина этого человека, но и костюм, и походка — все показалось удивительно знакомым. Быть не может! Неужели Веденин?
Никодим Николаевич заторопился вперед, но дорогу преградила грузовая машина, медленно выползавшая из-под арки ворот. Наконец она уехала. Но человек тем временем исчез.
Впрочем, Никодим Николаевич не огорчился:
— Обманчивое сходство — не больше! Ведь Константин Петрович никуда не выходит...
Вернувшись домой, столкнулся с соседкой:
— Пляшите, Никодим Николаевич! Нет, я серьезно говорю. Иначе не дам телеграмму!
Пришлось изобразить подобие танца... Прочитав телеграмму, Никодим Николаевич вскрикнул, стремительно обнял соседку и так же стремительно кинулся на кухню. Самый тихий и незаметный в квартире, он ворвался на кухню и ликующе возвестил среди пыхтения примусов:
— Радость, радость-то какая! Сестра едет ко мне!
Жильцы поздравляли, телеграмма переходила из рук в руки. Отобрав ее, Никодим Николаевич еще раз прочитал — громко, вслух: