Внешне это проявилось очень странно. Кое-кому стало казаться, что Курчатов после доклада в Академии потерял значительную долю своего прежнего увлечения. В Москве созывались заседания Комиссии по проблемам урана, на них приглашались физики, туда ездили и Лейпунский, и Харитон, и Алхазов, и Гуревич — Курчатов упорно не покидал своей лаборатории. Урановая комиссия расширяла деятельность, один за другим возвращались командированные из геологических экспедиций, сам Ферсман докладывал о результатах изучения уранорудных районов, другие геологи дополняли, результаты были скромные, они не могли обеспечить большого размаха — Курчатов выслушивал информацию об этих заседаниях почти безучастно, его, казалось, мало интересовало, что там ищут геологи. На одном из заседаний обсудили составленный Хлопиным план работ, поручили ему и Лейпунскому внести кое-какие изменения. Иоффе настойчиво потребовал срочного изыскания одного килограмма урана для Физтеха, посоветовал связаться для этого с академиком Чижевским в Институте прикладной химии, а если и тот не сумеет, выписать из Германии. Он сам потом рассказал об этом заседании Курчатову — тот одобрительно покивал головой, ему, по всему, нравилось, что в составлении плана работ по урану участвует Лейпунский: это гарантировало высокое научное качество плана, а перспектива получения наконец металлического урана просто радовала.
Не поехал он и на заседание Президиума Академии наук 15 октября 1940 года, где утверждался подготовленный урановой комиссией план работ. План был не его, другой, другие планы его не захватывали. На заседании приняли важные решения — ходатайствовать перед правительством о создании уранового фонда, организовать специальную постоянно действующую сырьевую комиссию под председательством Ферсмана, закупить в текущем году 300 кг урановых солей, для чего выделить 225 тысяч рублей, а в будущем году довести их запас до 1,5 тонны, на что ассигновать 750 тысяч рублей, РИАНу дать дотацию на урановые работы — 74 тысячи и изыскать 970 тысяч этому же институту на достройку циклотронного помещения. Дело не стояло на месте, урановые исследования расширялись, для них создавалась прочная база. Курчатов равнодушно выслушивал сообщения из Москвы. Все это было не то, чего ему хотелось. Дело двигалось, конечно, но медленней, чем нужно. Именно это он и будет доказывать на пятом всесоюзном совещании по атомному ядру!
Всесоюзное совещание по атомному ядру собрало столько участников, сколько еще не было с первой конференции семь лет назад. На трибуну поднимались и уже известные, и молодые физики. Каждый говорил о своих работах, каждая работа была элементом всеобщего исследования — наступление на ядро шло сплошным фронтом. Сообщение о спонтанном распаде урана приняли так тепло, что Курчатов порадовался за своих молодых помощников. Конференция постановила выдвинуть их исследование на Сталинскую премию — проголосовали единогласно.
Когда Курчатов занял свое место на трибуне, зал был полон, в дверях и проходах стояли. Он начал с фактов. Новых теорий деления не появилось, новых экспериментальных данных накопилось множество. Установлено, что цепная реакция при делении ядер урана в принципе возможна. Центральная проблема сегодняшних исследований — как эту реакцию практически осуществить? Курчатов подробно описывал, что требуется и что имеется. Если взять уран, в два раза обогащенный легким изотопом, то цепная реакция в таком уране пойдет с обычной водой, но понадобилось бы с полтонны обогащенного урана, а во всех лабораториях мира вряд ли наберутся и микрограммы. Можно взять обычный уран, но тогда потребуется 15 тонн тяжелой воды. Во всем мире ее запасы вряд ли превышают полтонны. Можно воспользоваться не тяжелой водой, а другим замедлителем нейтронов — гелием, углеродом (в форме графита), кислородом, но точные характеристики их не выяснены. Таким образом, создание цепной реакции деления урана упирается в две трудности — разделение изотопов урана и накопление тяжелой воды. Трудности эти — технические, а не принципиальные. Для их преодоления понадобятся огромные средства, а не новые открытия в науке. И он уверен — средства эти можно и нужно изыскать!
Он чувствовал, что захватывает аудиторию. Даже неверующие поверили — так ему показалось с трибуны, так говорили ему и потом. В коридоре ходили радостно возбужденные люди. Вдруг наступил праздник — пахнуло ветром великих свершений. И строительство «атомных котлов» — реактора для получения атомной энергии — обрело сурово-четкие формы технической конструкции. Доказательства были точны, исчерпывающи — пришла пора превращать научные исследования в отрасль промышленности.