А ты желал бы, чтобы и делатель стоял всегда вне виноградника праздным, и подвижник оставался вовсе не подвизающимся без противоборца, и от тех, кому должно учиться, скрывающим, что нужно человеку, чтобы иметь силу. Ты желал бы, чтоб и воин, который может показаться доблестным в битвах со врагами, сидя и нежась у себя под крышей, рос подобно девам; не желательно тебе, чтобы врожденное мужество проявлялось в делах, и ты, завидуя венцам, щадишь от трудов.
Глава 3. А я победоносному подвижнику даю совет быть готовым ко всем родам подвигов: потому что мужеством называю то, которое мужи дают видеть в подвигах своих, несмотря на немощь тела, принимая же во внимание благородство души, когда враг различно нападает, вовлекая в искушение различно встречающего козни, и человек умеет приспособительно действовать при каждом нападении.
Ибо Павел, зная, что враг многое, и против всех, замышляет, хочет, чтобы к низложенью его ухищрения все, по примеру Павлову жительствующие, готовы были противостать нападениям врага, и иногда вооружает щитом веры, бронею правды, шлемом спасения, мечом духовным, а иногда как борцов умащает на подвиг и говорит: «Несть наша брань к крови и плоти, но к началом, и ко властем (и) к миродержителем тмы века сего, к духовом злобы» (Еф. 6, 12), чтобы подвизающиеся, узнав многочисленность врагов и то, что ведут они брань во тьме и по природе невидимы, трезвились, всегда бодрствуя и не выпуская из рук оружия, но имея оное совершенно готовым к отражению. Поелику, по словам премудрого Соломона, «отимется сон у врагов, и не спят, и не уснут, аще зла не сотворят» (ср.: Притч. 4, 16), то бдительное око, как говорит Апостол, да имеют воины, наблюдая за устремлением неприятелей, чтобы от беззаботности не потерпеть чего–либо неприятного. И советует как можно скорее поспешать к «почести вышняго звания» и охранять вместе стремящегося, чтобы не преткнулся где от него и вместе идущий; когда нет противоборников, иметь в ратоборном движении руки, сим упражнением приучая себя к опытности, а когда враги налицо и вступят в битву, тогда не в пустом воздухе вращать оружие, какое есть в руках, но стараться рассечь им самую голову врагов и терзать их ногтями.
А поелику противоборники, как миродержители тьмы, обыкли «состреляти во мраце правыя сердцем» (Пс. 10, 2) — и всякий умысел, чтобы трудно или вовсе невозможно было предостеречься, приводят в исполнение во тьме, достигая сим того, что злоумышляют, и вредят, будучи невидимы, то Господь говорит: «Да будут чресла ваша препоясана, и светилницы горящии» (Лк. 12, 35), желая поясом доставить нам удобство к скорому шествию, а горящим светильником охранить от вредного столкновения с идущим вместе. Ибо сие сказал Павел: «Аз убо тако теку, не яко безвестно» (1 Кор. 9, 26), то есть пользуясь светом как путеводителем в добром непреткновенном шествии.
И Давид говорит: «Светилник ногама моима закон Твой, и свет стезям моим» (Пс. 118, 105); и путь заповедей Твоих прохожу–де уже неукоризненно, а какие соприкосновенно с ними лежат на стезе соблазны, частью осмотрительно уклоняюсь от них, а частью в быстром стремлении своего течения переношусь чрез них, однажды преуспев в парении разума и потом безопасно обозревая повсюду предстоящие на пути преткновения.
Глава 4. Как угрызенного змией пугает лежащая на земле изогнутая вервь, потому что страх придает ей вид, возбуждающий подозрение, и наводит мысль на испытанное прежде, так и Давида после грехопадения приводило в ужас и невоспрещенное употребление вожделеваемого. Он боялся, не скрывается ли в этом какая–либо хитрость врага, предложившего как обольстительную приманку ко греху то самое, что дозволено, и ухищряющегося привлечь тем к чему–либо запрещенному, как прежде воззрением на жену вовлек в сеть, доведя до непозволенного прелюбодеяния.
И сие же дает он видеть, когда, во время войны пожелав воды вифлеемской, воды принесенной не захотел пить, чем и в сильной жажде своей признался, и показал воздержание, рассудив, что если не подавит необузданного вожделения, то откроет ему удобный путь ко всякому сластолюбию. А некто другой из богомудрых Апостолов именует врага и львом, потому что под всякою другою более досточестною наружностью не успел, как ни старался в злоумышлении своем, и не без причины уже для устрашения принимает на себя образ звериный; и кому уподобляется в жестокости, у того и заимствует вид, которым может приводить в страх.