— Я собирался спать. — Он поцеловал ее прежде, чем она успела сказать, как устала. Наверное, он заметил ее помятый, измученный вид и все сам понял. Он сместил их на два шага назад в направлении спальни, забирая сумку из ее рук.
— Не бросай ее, — предупредила Гермиона и приподнялась на цыпочки, чтобы снова поцеловать, когда он отстранился.
— Я думал, ты занималась свадебными приглашениями для Лавгуд?
— Верно, но мы не смогли решить, поэтому я захватила домой несколько вариантов. Луна выбрала эту ужасную… стеклянную штуку. Только не спрашивай, каких сов она собиралась отправить с доставкой.
Он пробормотал себе под нос что-то, связанное с Луной, или, может быть, с тем зрелищем, когда они с Нарциссой выбирали приглашения. Поставил сумку на пол, прислонив ее к стене, и одним движением руки погасил свет.
— Посмотрю на них завтра.
— Они заткнули наши за пояс, правда. До сих пор не понимаю, почему она выбрала меня в подружки невесты.
Гермиона не видела его лица в темноте, но знала, что он приподнял обе брови — левая чуть выше правой — и слегка изогнул губы. Он свернул к спальне, убрав руку с ее плеча, и повращал головой, пытаясь ослабить давление. Работа была напряженной — это был единственный раз, когда она видела его таким.
— Наверное, она вообразила все то чудесное, что смогла бы запихнуть тебе в волосы, чтобы отпугнуть своих воображаемых созданий. — Он развеселился, услышав, как она фыркнула, и обошел вокруг кровати. — Нет? А вот я совершенно уверен, что именно так все и будет. И мне придется неделями выковыривать творения Лавгуд из твоих кудрей.
Она зевнула, последовала за ним к кровати и сбросила туфли. Он сел на край матраса, повернувшись к ней спиной, и запустил пальцы в волосы. Несколько прядей торчали вверх — серые в слабом лунном свете, просачивающемся из окна.
— Моя… невероятная… способность…
— Отлично, Грейнджер. Я как раз дочитаю оставшиеся страницы… — он бросил носок в сторону корзины для стирки и указал на «Хранитель пустоши» на ночном столике, — между твоими паузами, а то еще засну в промежутке.
— Заткнись. Я слишком устала, чтобы думать, иначе сказала бы что-нибудь настолько остроумное, что оно превзошло бы все остроумное, что когда-либо было сказано.
Она упала на кровать, а он скользнул под одеяло, потянулся за голову, взбивая одну из подушек, прежде чем уткнуться в нее лицом.
— Ага, — медленно произнес он, и она выглянула из кучи одеял. Поймала в темноте его улыбку и скользнула ногой по его стопам, когда он обнял ее за талию.
Драко поцеловал ее в губы, в щеку, и она закрыла глаза. Она ощущала, как ритм его дыхания совпадает с ее. Он протяжно вздохнул, подбородком касаясь ее кудрей, и его рука немного напряглась, когда он устраивался поудобнее. Его ровное, сильное дыхание убаюкивало ее.
***
Он поцеловал ее, и они заснули. Его рука лежала на ее талии, а ее ладонь была прижата к его груди. Иногда, если очень напрячься, она вспоминает, как оно бьется — сильно и ровно. Прошли часы тех пор, когда он обнимал ее, прикасался к ней. Когда она чувствовала его, вдыхала его аромат, разделяла его тепло. Часы, в течение которых она спала, ничего не подозревая, ничего не понимая, не в силах вспомнить. Он мог бы поцеловать ее перед уходом, или прикоснуться к волосам, или бросить на нее прощальный взгляд, надевая мантию. Потом он подошел бы к камину, взял бы летучий порох и отправился на работу. Съел кекс. Он ел кекс при встрече с Невиллом, прямо перед тем, как они ушли, до того… До того.
Должно быть, она тысячу раз прокручивала это в голове, стараясь запомнить каждую деталь. Возможно, не должно иметь значения, куда он ее целовал или какие части их тел соприкасались, но внезапно они стали значить для нее все.
— Понимаю, ты ничего не можешь с собой поделать, но твой взгляд отвлекает.
Она протягивает руку, кончиками пальцев прослеживает черты лица Малфоя, впадины и изгибы его тела. Он хмыкает, притягивая ее ближе, и она смаргивает слезы. Потому что это в самый последний раз. Потому что именно это она должна сделать.
Он — прекрасный набор воспоминаний, и бывают моменты, когда все сходится и она может поверить. Но он подобен якорю, слишком долго пролежавшему на дне, изъеденному солью и проржавевшему от времени. То, что удерживает на излюбленном месте, где вы так сильно хотите остаться, но теперь разлагает его. Она может вытащить его на разрушенное временем побережье и спасти это место, но это утащит ее в мир — настолько далеко, что его будет и не увидеть на горизонте прошлого.
Иногда она дает слабину и допускает мысли о том, чтобы забыть его, хотя бы для того, чтобы облегчить боль, поселившуюся в сердцевине каждой кости. Тогда она понимает, что он — неотъемлемая часть ее жизни, так же как и утрата, и каждый новый день Драко проживает с ее дыхании.
Гермиона прижимается лбом к его груди и закрывает глаза, но знает, что сегодня не сможет ни на минуту заснуть.
***
Она прижала руки к сердцу, сминая стебли цветов, но отказывалась сложить их, позволив затеряться среди остальных, превратив в какое-то нелепое прощание в виде лепестков, тычинок и стеблей. Она подняла глаза на каменное здание, отражавшее бело-желтые лучи заходящего солнца. Дрожащие в глазах слезы заставляли чувствовать себя погруженной в воду, тонуть в собственной нехватке дыхания. Как будто она была прикована к якорю на дне моря, и ключ, который позволил бы ее расковать, только что был похоронен. Погребен под землей и камнями с частью ее, которая выдолбила ее внутренности, оставив после себя пустоту. Что-то коснулось ее плеча, затем потянуло, и мир расплылся в колеблющихся линиях, и она могла поклясться, что никогда больше не увидит его цельным.
***
Гермиона осторожно кладет стеклянный шар на прикроватный столик и снимает одежду с предметов, которые больше ничего не значат. В воздухе вокруг ощущается явная нехватка магии, и она чувствует, что наконец-то может дышать в безмятежности, когда колдовство, чары и руны разрушены.
Она чувствует приближение зимы в ветре, который покалывает кожу, когда она выходит на балкон, и знает, что пройдет много времени, прежде чем она встретится лицом к лицу с миром, не прячась по углам. Блеск слез застилает глаза, напоминая о солнечном свете, горячем и слепящем, создающем на небе размытые волны.
Малфой правил ее миром. Она слышала его в звуках утреннего щебета и сверчков в сумерках, в завывании ветра, скрипе их постели, а иногда и в шепоте, который преследовал ее на грани сна. Она чувствовала его вкус в кофе, бананах, кексах, мятной зубной пасте и хорошем бренди. Она чувствовала его в полуденном тепле, в глубине их одеял, на балконе, когда гуляла одна в саду. Она чувствовала его запах в дожде, в ночной прохладе, в ветре над водой, который задерживался в оврагах и углах их спальни. Она видела его за закрытыми глазами, в золоте утра на птичьей купальне, в линии крыльев в полете, в осенних деревьях, уходящих в небо, — повсюду.
Он покинул ее одну в своем королевстве, и все напоминало о том, что он любил ее когда-то, и она будет любить его всегда.
С сожалением, от которого скрипят кости, она разжимает пальцы и смотрит, как осенний ветер уносит лепестки ввысь, превращая в сотни трепещущих птиц, исчезающих на солнце.
Fin.