— Неделя была особенно напряженной, мама. Я готовлю чаще, чем заказываю, просто… — Гермиона, заламывая руки, посмотрела на отца и Малфоя — они стояли уставившись друг на друга.
— Очень на это надеюсь. Столько гадости плохо сказывается на здоровье. Мне бы так хотелось, чтобы ты приезжала почаще. Я могу показать, как… Ой. Здравствуйте.
— Мама, папа, это Ма… Драко. — Он с легкой улыбкой пожал руку ее матери. Отец хрипло представился, и их рукопожатие длилось значительно дольше, чем предыдущее.
И наступило молчание, напряженное и неловкое.
— Ну что ж, присаживайтесь. Я проверю рыбу и принесу бокалы для вина. — Гермиона не решалась покинуть комнату, но, возможно, вино немного облегчит ситуацию.
— Итак, Драко, чем ты занимаешься?
Войдя в кухню, Гермиона через плечо оглянулась на Малфоя и безмолвно изобразила, как она режет и душит себя, но Малфой был полностью сосредоточен на ее отце — его левый глаз подергивался.
Позже, после того как она сожгла ужин, и Малфой притворился, что заказывает такси, чтобы доставили еду, и ее родители засыпали их вопросами, и молчание длилось дольше, чем разговоры, Гермиона была готова без чувств рухнуть в постель. Уходя, мать одарила ее улыбкой, а отец бросил: «Ну, ладно», — и это было лучшее, на что они могли рассчитывать. Единственным парнем, с которым она их ранее знакомила, был Рон, и после той встречи отец вообще ничего не сказал.
Малфой прислонился к стойке, заваленной грязной посудой, подгоревшим обедом и контейнерами с заказанной едой, и ухмыльнулся ее усталой улыбке. Она обняла его и прижалась лицом к груди. От него пахло одеколоном, сложным и мужественным, с оттенком персиков — она никогда не могла определить, был ли этот аромат от тайного использования ее шампуня или прилип к нему от нее.
— Неплохо, — пробормотала она, и он рукой скользнул по ее пояснице.
— Неплохо, — повторил он.
***
— …в них нет нужды, так что не призывай их!
— Гермиона, их работа — делать то, что я велю! Нет никакого смысла иметь их под рукой, если…
— Тогда избавься от них! Я всегда хотела их освободить, и упаси боже, если ты…
— Ты ведешь себя так, будто им не платят, — ворчит он. — Мы договорились, что они будут держаться подальше от нашего крыла, потому что ты чертовски упря…
— Я чертовски упряма, и чего я хочу…
— …с работы, так что у тебя есть время…
— …успеть вычистить все крыло…
— …крыло, когда весь смысл в их…
— …здесь, чтобы сделать это для нас!
Он пристально смотрит на нее, на мгновение раскрыв рот, прежде чем захлопнуть его. Она вывела его из себя, но ей все равно. Она это уже проходила.
— И я спрашиваю тебя, насколько трудно самому сварить себе кофе, а ты повторяешься, и я обзываю тебя ленивой задницей, а ты обзываешь меня кем-то еще, и мы не разговариваем до обеда. Мне все равно. Только не пытайся снова вызвать домового эльфа!
— Если захочу…
Отчаяние Гермионы растет, она прижимает руку ко лбу.
— Мне следовало сначала куда-нибудь уехать. Следовало пожить в каком-нибудь маггловском городке. Начать… может быть, начать все сначала. Просто улететь, как птицы. Может быть, все сложилось бы по-другому.
— Хочешь отправиться в отпуск? — спрашивает он, двигая пальцами так, как будто крутит между ними палочку, — но его рука пуста.
Гермиона вздыхает и как-то вся обмякает.
— Мы так и планировали. Ты не признался, куда именно. Ты никому не рассказал, потому что думал, что мне все расскажут.
— Так и было бы. И все ты узнаешь по приезду. У нас еще есть целый месяц. — Он ухмыляется, и раньше — очень давно — она посчитала бы это дурным знаком, но теперь не боится того, что замышляет Малфой.
Она пристально смотрит на него. Она пытается свести все воедино и выйти за пределы логики. Она так сосредоточена на нем, что трудно даже думать о чем-то другом, но его глаза потускнели, а лицо расслабилось — не таким он должен быть. Не таким он был.
Может быть, им стоит съездить в этот маггловский городок? Может быть, ей следует применить к себе Обливиэйт и снова и снова переживать все так, как будто все в первый раз — и так каждые шесть лет. Малфой наполнил ее до краев. Он сделал целыми ее пустоты, прежде чем его вырвали через ее грудь. Она хочет протянуть руку и согнуть его, толкнуть, потянуть, изменить форму, пока не приведет в соответствие. Пока не станет настоящим, а не просто призраком мужчины, которого она любит.
— Мне бы понравилось. Отпуск. Я не хотел так жаловаться. Все из-за того, что ты мне ничего не сказала, а ты же знаешь, как я ненавижу быть в неведении. Даже если бы мы остались дома, мне бы все равно понравилось.
***
Пряжка ремня Малфоя неприятно давила ей на живот, но она не обращала на это внимания, вытягивалась, пока каждой частичкой не коснулась его тела. Линии света на стене рядом с кроватью сужались и истончались от света фар с улицы, а дождь стучал в окно в такт ее учащенному сердцебиению.
— А если я скажу, что люблю тебя? — спросила Гермиона в темноте и увидела блеск под его прикрытыми веками глазами в следующем свете фар.
— Тогда мне, возможно, придется ответить взаимностью, — сказал он, поднимая подбородок, чтобы найти ее губы своими, и, ведомая жаром поцелуя, она схватила его за плечи.
Он перевернул их, отталкиваясь рукой ровно настолько, чтобы расстегнуть ремень, а затем снова прижался к ней. Она исследовала его спину, не торопясь продвигаясь к поясу.
Подождала, пока он приблизится к ее шее, и снова заговорила:
— А если я этого не скажу?
— Тогда я назову тебя лгуньей.
***
Гермиона смотрит с балкона, рассеянно потянувшись за чаем на маленьком столике, который Малфой поставил у перил. Она знала, это сделал он — хотя и не сомневалась, что он прибег к помощи домовых эльфов. Он никогда не говорил об этом, просто оставил одну бродить по балкону. Она ожидала увидеть обширную лужайку, овощные и цветочные сады, внутренний двор и все, что могло заставить Малфоев, когда они бросали взгляд из своего замка, чувствовать себя великими правителями.
Она видит многое из этого. Но в большей степени ее привлекают птицы, их кормушки и гигантская купальня, установленная под балконом. Малфой выходит с важным видом, и из-за ее улыбки на лице у него появляется самодовольство. В этот раз она ему это позволяет.
Гермиона наблюдает, как стая птиц проносится по небу, синхронно поднимаясь и опускаясь, направляясь в некое неизвестное, безопасное место. Это напоминает ей их первый с Малфоем полет: она смеялась без видимой причины и щекой ощущала, что он улыбался ей в ответ. Она до сих пор точно помнит тепло солнца и дыхание Драко на коже. Она наконец-то поняла, что он имел в виду, говоря о безрассудном чувстве свободы, о том, что ты ничем не связан, о том, что ты можешь жить вечно в бескрайнем небе. С тех пор она никогда не огорчалась из-за того, что птицы снова улетели; вместо этого она чувствовала себя так, словно выпускала их на свободу.
Гермиона резко оборачивается на звук открывающейся позади нее двери. Малфой смотрит на небо, определяя скорость дождя, и щурит глаза в слабом утреннем свете. Она делает быстрый шаг вперед, руками упирается в холодную твердость его груди и продолжает напирать, пока тот не отступает. Он удивленно смотрит на нее, а она улыбается, закрывая за ними дверь.