Выбрать главу
Еще тогда
         я срезал прядь,
в тетрадь
         упрятал
                и достал,
и на столе,
            косясь
            на них,
                    я стал
        расскладывать
                      пасьянс
твоих волосиков льняных.
На счастье
            клал их
                    так
                      и так,
гадал,
      подглядывал
                 под масть
льняных,
        соломенных,
                    витых.
Как я ни жулил.
            ты --
                  не выходила!
Как ни старался,
            ты -- 
                  не получалась!
              Никак!
Глазами
    в синяках бессониц
        я увидел свой
револьвер
        с воинским клеймом.
Он -- "Маузер",
            он вот такой,
попробуешь рукой
                на вес --
          он весь
      как поезд броневой,
стреляться из него --
                    как лечь
    под колесо.
Свое лицо
     я трогал дулом.
              К жару скул
      прикладывал,
    ко рту,
            к виску,
и взвешивал
            в руке
                    заряд,
где десять медных гильз горят.
Мне жизнь не в жизнь,
    а выход -- вот.
Нигде,
    хоть всей землей кружись,
нигде, -- 
        в воронежском селе
двойник любимой
              не живет.
А выход вот:
          в стальном стволе,
в сосновом
        письменном столе.
На!
    прислонись
             к стене
                    и стань,
и оттягни замок к себе,
пусть маслянисто
                ходит сталь
в крупнокалиберной судьбе.
Тебя обстанет
            цепкий ад
рефлексов,
        сопряженных с ней,
во сне
      ее глаза стоят.
Скорей вложи обойму, на!
    Москва --
        она!
            Стихи -- 
                она!
Ты будешь плакать
                у окна,
и помнить
    помнить
    помнить лоб
        с косой соломенной
    и рот, -- 
у всех дверей,
у всех ворот,
    куда тебя
              не привело б.