ГЛАВА 29
Мэддокс
Когда я выходил из класса, мой телефон зазвонил с сообщением. Оно было от Бьянки.
Ты придешь сегодня вечером?
Хотел ли я? Нет. Я лучше буду дома с Лилой и посмотрю с ней какой-нибудь дурацкий корейский сериал, который большую часть времени был чертовски банальным и слишком дрянным, на мой вкус. Райли была одержима всем корейским: K-POP и K-драмами. Однажды она заставила Лилу посмотреть одно из шоу, а потом… БАМ, Лила теперь тоже была одержима корейскими дорамами. В настоящее время мы смотрели какую-то историческую дораму под названием «Алые сердца: Корё».
Я должен был признать, однако, что это дерьмо было хорошим.
Итак, хочу ли я пойти сегодня вечером к Бьянке? Нет, я не хотел. Бьянка была слишком… прилипчивой. Я даже не ходил с ней на свидания. Мы трахались несколько раз, и она объявила себя моей девушкой.
Я не поправлял ее. Теперь она ходила по кампусу, рассказывая всем, что она девушка Мэддокса Коултера, выставляя на всеобщее обозрение статус наших отношений. Включая Лилу.
Лила просто закатывала глаза и незаметно засовывала руку мне в задний карман, что вызывало у меня ухмылку, потому что, черт возьми, Лила точно знала, как нажимать на все эти девчачьи кнопки. Они завидовали Лиле и моей лучшей подруге? Она твердо верила, что ни одна из этих девушек никогда не была достаточно хороша для меня.
Итак, Бьянка, моя девушка?
Ха.
Больше похоже на недавнего приятеля по траху — но ладно, я бы ей подыграл. Некоторое время.
Я напечатал ответ одним словом.
Да.
Ведь была пятница. У Лилы и Лэндона должно было быть свидание.
Моя челюсть сжалась при этой мысли, и я стиснул зубы. Почему Лила не могла понять, что он ей не подходит? Что-то с ним было не так, и, видимо, я был единственным, кто мог это видеть. Он мне не нравился, и точка. Почему? Я не знал.
Я просто не хотел, чтобы он был рядом с моей Лилой.
— Эй, Мэддокс! — Обернувшись на голос, я увидел подбегающего Джексона. Он был полузащитником Гарварда, крепким ублюдком. Он был зверем на поле.
Его темная кожа блестела от пота, и он сгибал шею влево и вправо.
— Могу ли я переночевать у тебя сегодня вечером… и до конца недели? — Его карие глаза умоляли меня.
— Дай угадаю, Рори тебя выгнала? Снова.
Джексон поморщился.
— Она злится, потому что нашла след от губной помады на воротнике моей рубашки. Я сказал ей, что не трахался ни с какими сучками, — вздохнул он, потирая рукой усталое лицо. — Это было перед игрой, когда меня обняла одна из чирлидерш, но Рори мне не верит. Я не вру, чувак. Но она сводит меня с ума.
Джексон был верен своей девушке пять лет. Они были школьными друзьями и прочим дерьмом, но Рори была ебанутой стервой, у которой были большие проблемы с доверием. Однако я не собирался говорить об этом Джексону, потому что он вбил бы меня лицом в землю.
— Да, ты можешь переночевать у меня дома, — сказал я. О, драма.
Он хлопнул меня по спине и кивнул.
— Спасибо, чувак. Я твой должник.
— Ты многим обязан. Почти уверен, что ты живешь у меня чаще, чем у себя.
Он ухмыльнулся.
— Я бы сказал, что тебе чертовски повезло, что тебе не пришлось иметь дело с девушкой-психопатом, но я не могу жаловаться. Она лучшее, что есть в моей жизни.
Мне не нужна была девушка.
Лила Гарсия уже была лучшей вещью в моей жизни.
Когда Джексон побежал прочь, мой рингтон вырвался из кармана моих черных брюк. Я сдержал раздраженное рычание и проверил экран. Я поднял трубку, увидев, что звонит Райли.
— Что?
— Лила была заперта в своей комнате последние два часа; она не выходит, и я думаю, что она плачет. Этот ублюдок. Лэндон, это он. Ты должен прийти, потому что Лила не открывает мне дверь, — выпалила она на одном дыхании. — Мэддокс! Ты слушаешь?
Я уже мчался к нашему дому.
— Иду, — прорычал я.
Красная, горячая ярость текла по моим венам, и я проглатывал ее, но она росла в моем животе. Я чувствовал, как она колотится в моей крови, порочная и жестокая.
Если бы Лэндон причинил моей Лиле хоть какую-то боль… если бы он причинил ей боль…
Я поднимался по лестнице по две за раз, спотыкаясь в спешке, но мне было все равно. Дверь в ее квартиру была открыта, и я протиснулся внутрь. Райли ходила взад-вперед по их гостиной, на ее лице отразилось беспокойство. Колтон стоял, прислонившись к стене, и тоже выглядел немного задумчивым. Это был единственный раз, когда я видел их двоих в одной комнате, не вцепившихся друг другу в горло.
— Мэддокс, — сказала Райли, увидев меня с облегчением.
Я прошел мимо нее и встал перед спальней Лилы. Дверь была заперта, как и сказала Райли.
— Лила? — позвал я, прижавшись ухом к двери. Было слышно ее всхлипывание.
Она плакала?
Блядь, нет.
БЛЯДЬ, НЕТ.
У меня свело живот, когда я ударил кулаком в ее дверь.
— Лила, открой дверь.
Ответа от нее не последовало.
— Открой эту чертову дверь, или я ее выломаю. Поверь мне, я это сделаю.
— Уходи, — слабо позвала она.
Мое сердце замерло.
— Лила, — сказал я, стараясь, чтобы мой голос звучал мягко. — Детка, открой дверь. Пожалуйста.
— Просто… уходи, Мэддокс.
Мои глаза сузились, и я прислонился лбом к ее двери.
— Не делай этого со мной. Не закрывай меня. Не прячься от меня. Я не собираюсь уходить, и ты чертовски хорошо это знаешь. Впусти меня, Лила.
Что бы Лэндон ни сделал с моей девушкой, он собирался сожалеть об этом до конца своей гребаной жизни.
— Если ты не откроешь дверь, я подумаю о самом худшем, и я собираюсь выследить Лэндона… и сегодня вечером я могу оказаться в тюрьме.
Меня не волновало, что я собирался провести остаток своей жизни в тюрьме, потому что я все равно собирался выследить Лэндона в любом случае, даже если она откроет дверь.
Он заставил ее плакать — это была смертная казнь.
— Ты никого не убьешь, — пробормотала она через дверь.
— Тогда открой дверь, — сказал я.
Кто-то шаркнул вокруг, а потом она отперла и открыла дверь. В поле зрения появилась Лила, но она держала голову опущенной, ее черные волосы закрывали половину ее лица.
Я положил палец ей под подбородок и приподнял ее голову. Ее глаза были красными, но слез не было видно.
— Я не плачу, — неохотно сказала она. — Я не плачу.
Это было правильно.
Лила никогда не плакала, кроме одного дня в году. Она ненавидела быть уязвимой, и единственный раз, когда она позволяла себе быть такой, был день смерти ее родителей.
Ее щеки раскраснелись, а глаза покраснели — явный признак того, что она хотела плакать, но сдерживала слезы.
Лила прижала ладонь ко лбу и зажмурила глаза.
— Я просто… Боже, он сделал из меня дуру.
— Что он сделал? — спросил я сквозь зубы.
— Я была его развлечением, — сказала Лила тихим голосом. Она вытерла щеки, хотя слез не было видно. — И он изменял мне… со своей бывшей. Думаю, теперь они снова вместе, но он был трусом и не сказал мне. Я не понимаю. Почему он… почему он трахнул меня… если он уже вернулся к ней? Я имею в виду, что он фактически изменял нам обоим.
Райли тихо выругалась позади меня.
— Он мертвое мясо, — шипел Колтон.
Гнев закипал в моем животе. Чем больше она говорила о своем положении, тем злее я становился.
Это поглотило меня, и моя кожа чесалась от желания отомстить, причинить ему боль, как он причинил Лиле.
Моей Лиле.
Мои пальцы сжались в кулаки, когда ярость скользнула сквозь меня, как кислота, обжигая мой желудок.
Райли протиснулась мимо меня и заключила Лилу в объятия. Она что-то прошептала ей, и Лила кивнула. Они тихо разговаривали друг с другом.
— Я больше зла, чем обижена. Смущенная еще и потому, что я позволила ему прикасаться ко мне… у нас был секс… потому что я доверяла ему.
Лила подняла голову, ее взгляд мгновенно нашел мой.
— Мэддокс… — сказала она, но ее глаза вспыхнули, вероятно, от того, что она увидела выражение моего лица. — Мэддокс, нет.