— Что ты изучала? — Мужчина спешно достал из кармана брюк пачку сигарет, и с наслаждением закурил одну из них, выпуская дым в открытое окно.
— Делопроизводство и…
— Охр*неть! — Гневно сплюнул Герман. — Какая тебе разница, где перед начальником ноги раздвигать? Здесь или на родине?
От подобного заявления у Леры дар речи пропал. Молча, хлопала округлившимися от ужаса глазами. Нет. Девушка никогда не была обделена мужским вниманием. Но, в отношениях состояла лишь с одним. И гордилась этим, не смотря на расставание.
— Послушай…
— Забудь, — холодно осадил Давыдов. — Давай, пересаживайся назад.
— Зачем?
— Переоденешься в сухую одежду, пока в пробке стоим.
Валерия с недоверием покосилась туда, где покоился сейчас чемодан с ее вещами.
Все ли в порядке у него с головой?
— Что, прости? Переодеться? Прямо здесь? При тебе?
— А что тебя смущает?
— Странный вопрос, Герман. Меня смущаешь ты!
— Так или иначе, придется. Меня мать растерзает, если привезу тебя в таком виде.
— Не буду! — Лера, упрямо вздернув подбородок, скрестила руки на груди.
Реакция на непослушание не заставила себя ждать. Ни один мускул не дрогнул на его суровом лице. Только вот, внезапно, он оказался рядом. Настолько близко, что Спириной пришлось вжаться в спинку пассажирского кресла. Иначе, приклеилась бы к нему грудью.
— Что ж, — произнес на распев Герман, — постараюсь доходчиво объяснить. Понимаешь, Лера, даже если сейчас ты полностью разденешься, встанешь в мою любимую позу — на четвереньки, и начнешь призывно раскачивать задницей, мое тело все равно на тебя не отреагирует. Так что расслабься, хорошо?
Валерия молчала, тяжело дыша. Аромат его парфюма вперемешку с лосьоном щекотал ноздри. Дыхание опаляло кожу, заставляя сердце биться быстрее.
— Хорошо? — Повторил с нажимом.
Желая, чтобы ее оставили в покое, и, как можно скорее, еле заметно кивнула.
— Вперед, — он небрежно махнул рукой в сторону чемодана, и тут же отстранился.
— Ненавижу! — зашипела Спирина, и словно ужаленная в мягкое место, выпрыгнула из автомобиля.
— Ну…хоть в чем-то мы с тобой солидарны.
Их особняк оказался огромным. Двухэтажным. Совсем не таким она его помнила. От внутреннего убранства захватывало дух. Ничего лишнего, но со вкусом. Роскошно. Валерия так и застыла в дверях, не решаясь шагнуть на дорогущий паркет. Герман, как «истинный джентльмен», пропустил девушку вперед. Теперь же был вынужден дожидаться, когда она выйдет из образа статуи.
— Лерочка, милая! — Со второго этажа, навстречу им спускалась лучшая подруга ее матери, буквально озаряя все вокруг своей улыбкой. — Добро пожаловать!
Женщина крепко сжала ее в своих объятиях. Валерию в тот миг накрыло такой волной спокойствия и щемящей душу нежности, которой она уже давненько не ощущала. Трясущимися руками обняла ее в ответ.
— Маргарита Алексеевна…
— Дай взглянуть на тебя, — Давыдова отстранилась. — Как же ты выросла! Какой красавицей стала!
— Спасибо, — Лера благодарно улыбнулась.
— Как долетела? — Весело прощебетала гостеприимная хозяйка. — Отцу уже звонила?
— Еще нет. Не успела.
— Ну, что же, располагайся. И чувствуй себя, как дома! — Все так же улыбаясь, Маргарита сжала ее ладони в своих. Не оборачиваясь, продолжила: — Сынок, отнеси вещи нашей красавицы наверх. Помоги освоиться.
Валерия затылком прочувствовала его испепеляющий взгляд. Даже мурашки по коже побежали.
— Нет, нет. Я сама справлюсь.
— Куда нести? — Обратился Давыдов к матери, полностью игнорируя ее присутствие.
— Я приготовила для нее комнату смежную с твоей.
— Это спальня Глеба!
— И что? Твой брат дома почти не бывает. Он без проблем согласился переехать в комнату для гостей. В отличие от тебя, сынок, для него мое слово — закон.
Сказать, что Валерия чувствовала себя неуютно — ничего не сказать! Исполняя предписания родительницы, Герман показал ей спальню. С чемоданом помог. Благородно!
Однако оставлять Леру в одиночестве не спешил, хоть и намекала всячески, что хотела бы сейчас уединиться. Девушка старалась смотреть куда угодно, только не на него.
На шикарное убранство, от которого дух захватывало. На окно, за которым виднелся небольшой сад. На свои сцепленные в замок пальцы, в конце концов.
Давыдов же скромностью не отличался. Разглядывал ее медленно, внимательно и нагло. Жадно скользил оценивающим взглядом, сверху вниз и обратно, словно…пытался понять, осталось ли в ней хоть что-то от ребенка, которого он знал.