В оправдание доктора Уэбба, который при следующем визите более укрепился в своих предположениях, надо сказать, что на этот раз он встретил у Скуик Фари, которая, видимо, чувствовала себя там, как дома, и была в самых дружеских отношениях с Тото.
Скуик еще целые годы — если не всегда — пребывала в неведении относительно источника существования Фари, а Тото не больше грудного младенца имела понятие о профессии не столь почтенной, сколь древней; конечно, она знала, что такие вещи "имеют место", но принимала это как факт, над которым задумывалась не больше, чем над вопросом о вечности или о происхождении видов.
Но доктор Уэбб не отличался ни наивностью неведения Скуик, ни безмятежным принятием вещей Тото.
К тому же он видывал Фари раньше в клубах и дансингах, а наружность у нее была из тех, что не скоро забываются.
Он ушел, на этот раз уверенный, что тут кроется какая-то тайна, даже бедная Скуик уже начинала казаться ему особой сомнительной нравственности.
После его ухода Фари приготовила тосты и намазала их маслом, которое сама принесла; передвинув папироску в уголок рта, она спросила Тото:
— Он уже просил вас назначить день, девочка? Если станет просить, не соглашайтесь.
— Вы спрашиваете, пригласил ли он меня идти с ним куда-нибудь? — отозвалась Тото. — Нет, не приглашал и не станет.
Однако на следующий же день он пригласил и был искренне удивлен, когда Тото сказала:
— Очень, очень благодарю, но не могу.
— Вы хотите сказать, что не умеете танцевать?
Тото засмеялась глазами и ресницами.
— Я всю свою жизнь, кажется, танцевала!
— Но если так…
— Очень вам благодарна, — любезно ответила Тото, — но я, право, не хочу оставлять Скуик.
Уэбб ушел, стараясь забыть ее, и не мог.
— Да что это с вами, черт возьми, происходит? — спросил его ассистент Рейн, — вернее — кто она?
— Кто она, я не знаю! — сердито вспыхнул Уэбб, — а очень хотел бы знать.
— Покажите мне ее; я уж разузнаю, — предложил настойчивый и жизнерадостный Рейн, — держу пари на пять фунтов, через полчаса я буду знать все, что ее касается. Вы слишком робки, Макс, друг мой! С теперешними девицами надо обращаться круто. Они это любят.
На другой день он гулял с Уэббом по Пратеру, когда Тото и Фари прошли мимо.
Уэбб покраснел до корней волос и приподнял шляпу; Рейн смотрел во все глаза.
— Однако! — разразился он. — Стоило так церемониться с этой маленькой особой! Но, правду сказать, малютка — настоящий персик! Кто она такая? Национальности какой? Держу пари на доллар, что американка. Какие щиколотки — совсем точеные! Да и вся она — как выточенная статуэтка! Не правда ли?
— Она англичанка по фамилии Гревилль, — был короткий ответ.
— И у Фари, должно быть, тоже есть другая фамилия. Плантагенет или Вер-де-Вер, что-нибудь в этом роде, — сыронизировал Рейн.
Он продолжал оглядываться, провожая Тото глазами.
— К ювелиру зашли! Так! Это входит в программу, слышал не раз!
Он прошел с Уэббом в консульство, вышел другой дверью, подозвал такси и дал адрес ювелира.
Он встретил Тото и Фари и тотчас подошел, ссылаясь на давнее знакомство с Фари.
— Представьте меня вашей подруге.
— Здравствуйте, — весело сказала Тото.
День был дивный, небо бирюзовое, земля — как серебряная оправа для него, воздух полон золотого сверканья.
— Обожаю Вену! — радостно твердила Тото. — Больше даже, чем Париж.
— А вы бывали в Париже? — спросил Рейн, вглядываясь в нее живыми, влюбленными молодыми глазами. — И в Лондоне?
— Разумеется, ведь я англичанка.
— Знаете что, если я уговорю одного своего друга присоединиться, не согласитесь ли вы и Фари пообедать с нами, с тем чтобы потом пойти танцевать в "Обезьяну"? Забавная новая штука, и оркестр — первый сорт! Пойдем? Скажите, что вы согласны!
— Я бы с удовольствием, — созналась Тото, — если бы моя… если бы мы могли уйти из дому. Как вы думаете, Фари, можно нам?
— Можно, пожалуй, — заявила Фари несколько мрачно.
Рейн шепнул ей:
— Устрой-ка и получи вот это. — Он показал ей английскую кредитку.
Времена были очень плохие. Движимая необъяснимым приливом нежности к Тото, Фари тратила много времени на уборку квартирки Скуик, на исполнение всяких поручений, просто на то, чтобы поболтать и посмеяться с Тото. Сегодня они заложили жемчуга Тото, "до тех пор, пока я получу телеграмму от дэдди". Кредитка даст возможность проводить больше времени в их маленькой квартирке и кое-чем побаловать Скуик. В конце концов, раз она будет там, ничего дурного с Тото не случится, да и эти англичане — парни лучше многих других. И наверное, умеют отличить порядочную, когда встречаются с ней.
Она взяла бумажку и легкомысленно мотнула головой:
— Ровно в семь часов!
Глава XIII
— Я должен что-то предпринять, — медленно сказал Карди.
— Тебе решительно нечего беспокоиться, — с мягкой решительностью возразила Верона, — раз Тото у своей старой гувернантки, она в полной безопасности. Очевидно, ей не хватило ума или вкуса, чтобы оценить преимущества пансиона мадам Ларон. Ты толкуешь о жизни в бедности, о тяжелых условиях в Вене и прочее. Милый мой, она ведь сама выбрала, и разумнее всего предоставить ей устраиваться, как знает. Мы отплывем домой через месяц, и по приезде в Европу ты можешь слетать в Вену и привезти Тото. Думаю, что через восемь — десять недель, если сейчас она действительно стеснена, она сама рада будет вернуться к комфортабельной жизни у мадам Ларон — при условии, что та захочет принять ее обратно, разумеется.
Карди встрепенулся; Верона, искоса следя за ним, видела, что в глазах его появилось то выражение, которое она называла "брюзжащим". Очевидно, он намерен ссориться из-за Тото.
— Видишь ли, голубка, — начал он, — ты права, конечно, с твоей точки зрения. Но все же, как бы не набедокурила Тото, было бы неприятно, если бы она очутилась в затруднительном положении. У Скуик денег немного; у Тото было пятьдесят фунтов, я знаю. Но прошло уже три месяца. Лучше всего, я полагаю, перевести некоторую сумму по телеграфу в посольство, сообщив ее адрес. Я немного знаком с Раутоном, он, вероятно, припомнит меня, во всяком случае, они это устроят. А насчет того, возвращаться ли Тото в школу, мы успеем обсудить этот вопрос позже, когда вернемся. О, вот опять этот проклятый даго Рагос. Я улетучиваюсь.
Он прошел мимо южноамериканца, нахмуренный, едва кивнув головой; Рагос приблизился к Вероне и склонился к ее руке; склонился темноволосой, исключительно красивой головой ниже, чем принято, и крепче, чем принято, поцеловал руку, которая лежала в его руке; затем вернул первую ее обладательнице и опустился в кресло, которое только что покинул Карди.
— Вы разрешите? — спросил он, вынимая папироску из ониксового с бриллиантовым полумесяцем портсигара и улыбаясь так, что блеснули очень белые зубы.
— Конечно, — прошептала Верона.
— Разрешите зажечь вам?
— Конечно.
Рагос улыбнулся, зажег папироску и протянул ее Вероне.
— Можно мне сделать еще кое-что?
— Например?
— Взять вас за руку?
— Конечно.
Они рассмеялись тем смехом, который часто заменяет ласку. Рагос заговорил:
— Monsieur le mari, кажется — как бы это выразиться — не в духе? Я восхищаюсь им — вашим мужем: он истый спортсмен.
В голосе южноамериканца была неподдельная теплота. То обстоятельство, что он был по уши влюблен в жену Карди, ничуть не мешало ему восхищаться самим Карди.
Он смотрел на Верону из-под длинных черных ресниц, и выражение его лица становилось напряженным.