— Нет. Почему же? — Но тон был неубедительный.
Следующие несколько дней они были счастливы; адвокаты подавали надежду; они, не задумываясь, отвергли мысль соблазнить Алтею уступкой Иннишаннона.
— Подкуп и взятка, дорогой лорд Иннишаннон!
Ник оставался в Лондоне, рассчитывая, что все уладится, и постоянно откровенно толковал с Тото об Иннишанноне и о том, что "мы" там сделаем. Ведь множество людей разводятся, уверял он себя, и дела заканчиваются быстро.
Они с Тото исчезнут на месяц или на два и вернутся к осени в Иннишаннон; мысленно он представлял себе Иннишаннон, одетый багрянцем осени.
Он побывал, созвонившись, у Вероны, которая встретила его чрезвычайно холодно; Ник вкратце, но очень любезно обрисовал ей перспективы будущего.
Верона смотрела на него, пока он говорил. Как он красив и как молодо выглядит! О, если Тото будет леди Иннишаннон — другое дело! В конце концов, сейчас все быстро забывается, да и мало кто знает пока… Скандал не стал еще общим достоянием. Даже Чарльзу Треверсу она сказала, что Тото "чувствует себя не совсем хорошо, живет у друзей и сегодня уезжает с ними в деревню".
Ник продолжал:
— Я знаю, вы должны считать мое поведение непростительным, — оправданий мне нет, но причина одна: я люблю Тото.
Он сидел, опустив глаза, и Верона с удивлением заметила, что он густо покраснел. Подняв голову, он встретился с ней глазами и закончил уже стоя:
— В этом — все. До последних нескольких месяцев я не знал, что такое счастье.
Он уходил, когда вошел Рагос. И, как это ни странно, оба с первого же взгляда понравились друг другу. Рагос проводил Ника до дверей.
— Я был у Тото. Ведь я ее отчим, хотя Верона и не хочет пока объявлять о нашем браке. Если могу быть чем-нибудь полезен, располагайте мной в любое время.
— Весьма благодарен, — сухо ответил Ник. Вернувшись домой, он застал Килмора беседующим с Тото.
Когда они остались одни, адвокат сказал:
— Дурные вести. Леди Иннишаннон забрала назад свое прошение о разводе.
Он пристально посмотрел своими ясными глазами Нику в лицо.
— Я предложил бы съездить вместе в Ирландию и повидать поверенного леди Иннишаннон. Мы могли бы сообща обсудить положение. Иногда это дает прекрасные результаты.
— Мысль хорошая, — сказал Ник. — Я могу ехать завтра, если это вас устраивает.
Тото он сказал, что должен ехать по делам обратно в Иннишаннон.
— Вернусь при первой возможности, голубка.
Последний вечер они решили провести дома. После обеда потанцевали под граммофон. Но вдруг Тото сказала:
— Жарко. Поедем куда-нибудь. Поедем к реке.
Захватили купальные принадлежности.
Когда Лондон остался позади, на Хаммерсмис-бридже с реки им пахнул в лицо свежий, почти холодный ветер.
— Ну, что я говорила? — торжествовала Тото. — В реке будет божественно.
Было около часу, когда они доехали до Кукхэма с его скучными живописными домиками, расположившимися у излучины реки.
Великолепная луна обливала все своим сиянием, в воздухе носился запах цветов.
— О, как хорошо жить и любить! — воскликнула Тото, скользнув в воду — белым росчерком по ее темной поверхности.
Ник плыл подле нее.
— Берегись водорослей, Бэби!
Он поддерживал ее, а она, глядя на него, смеялась, вся освещенная луной.
Они обсушились на берегу, уходя ногами в холодную траву.
— Я словно обновилась, — весело сказала Тото, но по пути домой она ежилась от холода, и по приезде Ник прежде всего приготовил для нее стакан виски с содовой. — Ты должна выпить, голубка! Смелей!
Тото выпила и сделала гримаску.
— Я не могла бы спиться, — решительно констатировала она, — как могут люди пить! Вкус препротивный и щиплет в носу. Мужчины странный народ. Сколько они могут выпить! У тебя разве не жжет во рту?
— О, у меня рот совсем иной, чем у тебя, — уверял ее Ник. Он сидел на кровати, болтая с ней и смеясь, хотя его беспокоили красные пятна, которые горели на ее белых щечках.
Она прикорнула около него, положив головку к нему на плечо.
— Убаюкай меня.
Он взял ее на руки, как ребенка, и, подражая своей старой няне, приговаривал: "ш-ш! ш-ш!" — чтобы она скорее уснула.
Они не в первый раз играли в эту игру, и Тото знала порядок.
— Ну, дальше, пой, — потребовала она.
Ник вполголоса запел "Реку Сузи" — песенку, под которую Тото засыпала в детстве. Глазки Тото закрылись. Прядь золотых волос зацепилась за его плечо, когда головка ее скользнула ниже. Он опустил ее на подушки и стоял, глядя на нее.
Какое значение может иметь Иннишаннон или что-либо другое в мире.
Он отошел на цыпочках к окну и опустился в кресло.
Что, если Алтея не уступит? Что тогда?
И вспомнилось ему, как в ту первую ночь он сказал Тото: "Страдает всегда женщина".
Теперь он мог бы добавить: и страдать ее заставляет всегда человек, который любит ее.
Глава XXIV
Чары Иннишаннона подействовали сразу. Он замерцал навстречу Нику сквозь аметистовый туман, словно радостно приветствуя его, и тотчас заключил его в свои объятия — мягко, но властно.
Ник повел Килмера в сад. Розы были в полной красе — будто цветные гребни волн вздымались к небу, пылающему золотом.
Молодого Килмера захватила обстановка. Он сразу оценил непередаваемое обаяние веков; в нем заговорило то же невольное почтение, что в Нике.
Притом он кое-что понимал в хранившихся в замке коллекциях и высказывал вполне здравые суждения.
Его присутствие и помогало Нику забыть, и напоминало: помогало забыть Лондон, напоминало о притязаниях на него Иннишаннона.
К обеду вышла Алтея. Она умно поддерживала разговор. Она выработала в себе любезную манеру обращения, которая производила впечатление.
— Лучше как можно скорее покончить с этим, — заявил Ник еще в Лондоне, поэтому переговоры были назначены на следующее утро в одиннадцать часов.
— Любые условия, — угрюмо повторил Ник, — любые…
Алтея вошла в самом подобающем для раннего утра в деревне виде: короткая юбка, высокие сапоги, одна нитка жемчуга поверх белой шелковой блузки.
Казалось, она излучала беспристрастие.
Дело было безнадежное: говорили оба адвоката — Алтея слушала; настаивал Ник — Алтея слушала. В конце концов, она сказала, очень негромко:
— Я не намерена искать развода, ни сейчас, ни в какое-либо другое время. — Подняла светлые голубые глаза на трех мужчин и добавила: — Это мое последнее слово.
Ник вышел вслед за ней.
— Алтея, погодите, прошу вас. Необходимо, чтобы вы выслушали меня. Вы, по-видимому, не отдаете себе отчета в том, что я могу помешать вам жить здесь или в каком-либо другом месте, что меня даже нельзя заставить давать вам содержание.
— Доминик, помешаете ли вы мне жить здесь или нет, будете ли давать содержание или нет, — я все равно не соглашусь на развод. Пока вы не стали владельцем Иннишаннона, я соглашалась, — хотя и под сильным давлением, — освободить вас. Ни один из нас не имел тогда большого веса. Сейчас с нами считаются. Мы обязаны в отношении зависящего от нас люда жить добропорядочно, повиноваться велениям нашей церкви. Ничего, что бы вы ни сказали, не поколеблет моего решения. Для меня ясно, что вы не выносите меня, и я могу вам обещать, что, по возможности, не стану вмешиваться в вашу жизнь. Я сделаю все, что смогу.
Ник крикнул, взбешенный:
— А ваша церковь позволяет вам насиловать волю других людей, отнимать у них счастье? Нет такого веления церкви, которое предписывало бы вам дать двум другим людям возможность жить, как вы выражаетесь, "добропорядочно"?
Алтея только улыбалась. Он готов был ударить ее.
— Не я… — начала она.
Он отвернулся, не помня себя, и с затуманенным взором выскочил из комнаты в сад.
— Как видите, бесполезно, — сказал он позже Килмору.