Невесть откуда прилетел сухой листок и застрял в рыжих кудрях. Джон Карлайл могучим усилием воли подавил желание осторожно убрать его, коснувшись при этом золотой гривы…
Морин тряхнула головой и задумчиво протянула:
– Простите мне мой вопрос, но… у вас разве нет подруги, которая могла бы выступить в роли хозяйки? Мерседес объяснила, что ваша мачеха очень нервничает из-за приема и боится не справиться, но…
– Как это мило со стороны Мерседес.
Морин взяла его за руку, и Джон вторично окаменел. Это было сродни удару тока, ожогу расплавленной лавой, обжигающему прикосновению бича…
– Не сердитесь. Я вовсе не лезу в дела вашей семьи и не собираюсь никого осуждать или обсуждать. К тому же нервничать по такому поводу вполне естественно. Не всякая женщина способна хладнокровно встретить армию гостей, успеть за всем уследить, да еще и улыбаться направо и налево. Это даже физически трудно.
– А вы?
– А я, на ваше счастье, просто очень люблю это занятие.
– Так Мерседес вам и насчет подруги наговорила?
– Не сверкайте так глазами. Она ничего не говорила, а я ни о чем не спрашивала. Кстати, мистер Карлайл, вы хоть имеете представление о том, каким устрашающим вы можете выглядеть? Слабая натура уже грохнулась бы в обморок.
– Я слова не успел сказать!
– Зато успели посмотреть. Так есть подруга или нет подруги? Или она, как и вы, больше привыкла к непокорным мустангам и дикой сельве, чем к светским раутам?
Джон смерил Морин убийственным взглядом и впервые в жизни устыдился своих драных джинсов и сапог.
– К вашему сведению, я юрист по образованию, а мустангов объезжаю только четыре месяца в году. Прошу в машину!
– Мерси, мерси. На юриста вы не похожи. Скорее на немногословного мустангера Мориса Джеральда. Майн Рида читали? Кстати, не поможете перенести мой багаж?
Джон ехидно ухмыльнулся.
– Судя по длине вашей юбки, вся ваша одежда должна уместиться в дамской сумочке через плечо.
– О, мой добрый мустангер, вы и в самом деле не слишком искушены в дамской моде. В моем багаже найдется наряд для всех случаев жизни…
– А можно рассчитывать на что-нибудь… подлиннее?
– Знаете что, мистер Карлайл?..
– Джон.
– Хорошо. Джон. Так вот, я вам просто все покажу, а вы выберете то, что вам понравится. То, что подходит Хорошим Девочкам. Мы об этом поговорим, о’кей?
Джон сердито посмотрел на нее.
– Я начинаю сомневаться, с вами ли я говорил по телефону.
– Со мной, со мной.
– Ох, не зря я представлял вас совершенно другой! А багаж мы ваш брать не будем. За ним сюда сейчас приедут мои люди.
– Да? Надеюсь, среди них нет фетишистов. Мое белье мне очень дорого. Я к нему привязана в некотором роде. И потом, Хорошая Девочка без трусов…
– Мисс О’Лири!
– Морин. Просто Морин. И я больше не буду… Джон.
Она легко вскочила в машину, одарив напоследок Джона лучезарной улыбкой, а он почувствовал, что расплывается в такой же улыбке в ответ.
Возможно, вполне возможно, что Морин О’Лири – Роковая и Развратная Распутница. Совершенно очевидно, что на язык ей лучше не попадаться. Несомненно и то, что она редкая красавица.
Однако самое главное заключается в том, что она умна, остроумна и обаятельна. Ровно настолько, чтобы Джон Карлайл почти влюбился в нее. Без памяти.
Разумеется, утверждение, что к Дому На Сваях нельзя подобраться иначе как по воде, не совсем верно. На самом деле дороги здесь есть. Не совсем, правда, дороги. Скорее колеи. Или даже – бывшие колеи…
Старый Ричард Карлайл прожил в этих краях всю жизнь. Он знал и сельву, и пампу как свои пять пальцев, никогда не слушал прогноз погоды, от всех хворей лечился самогоном, любил только одну женщину, мог за полчаса объездить любую лошадь и страшно переживал, что его единственный сын занялся бизнесом.
Джон в свою очередь страшно переживал, что отец страшно переживает, и потому каждое лето бросал свой бизнес и приезжал сюда, на Амазонку. На ранчо, где до шести лет он прожил, искренне полагая, что это и есть рай. Бог – это конечно же папа – высокий, загорелый дочерна, сильный и все-все умеющий, а ангелы… ну никто и не обещал, что их должно быть много.
Ангелом, самым главным и единственным, была мама, Марисабель Карлайл Аркона, красавица и умница, однажды бросившая особняк в Каракасе, меха, бриллианты и завидных женихов, чтобы уйти на край света за немногословным синеглазым парнем, которого беспрекословно слушались все лошади на ипподроме.