— Пошёл вон, — останавливаясь и косясь по сторонам в поисках какой-нибудь палки, рычу я псу, надеясь, что голос мой звучит грозно.
Но пёс, кажется, не намерен отступать. Поводит мордой, принюхиваясь к моему запаху, скалится. Видимо, не нравлюсь я ему. Я сам себе сейчас не нравлюсь, блин.
— Р-р-р… — издаёт он новый угрожающий рык.
И, как на зло, нет никого вокруг. Я один стою в промежутке между домами. И собака это понимает. У меня оружия нет, а у него большая пасть, утыканная крепкими на вид клыками. Это он тоже понимает.
— Давай, дружок, беги своей дорогой, — стараясь смотреть в глаза зверю и не показывая свой страх, советую я, надеясь, что на мой миролюбивый голос он среагирует и усмирит в себе злость.
Потоптавшись, пёс решает отойти с моей дороги. Я осторожно продвигаюсь вперёд. До моего подъезда ещё метров пятьдесят. Если побегу, то зверь бросится за мной и догонит. Нет, надо идти медленно.
— Вот и хорошо, — хвалю я собаку, — хороший пёсик, беги по своим делам, а я пойду домой.
Замечаю, что лохматая зверюга, пропустив меня, снова принюхивается, а потом направляется за мной. Вот, зараза. Может ведь броситься сзади и укусить за ногу. Придётся опять идти к Чудесниковой, чтоб зашивала укус. Хотя, нет. Придётся на этот раз ехать в больницу, ведь этот пёс по виду бродячий и может страдать бешенством. Караси, твою чешую!
Миную первый подъезд. Пёс идёт за мной. Ещё один подъезд, а следующий мой. Неожиданно собака ускоряет бег и огибает меня по клумбе, а потом целенаправленно останавливается у двери моего подъезда, садится и с наглой мордой ждёт меня. Фигасе! Вот засада! Опять оглядываюсь в поисках какой-нибудь палки. Как назло всё вокруг убрано — ни валяющегося на моём пути беспризорного кирпича, ни отломанной от деревянного ящика доски. Вот тот случай, когда нужна кучка строительных отходов. И на мою беду её нет.
Подхожу к своему подъезду и миролюбиво прошу зверя:
— Пропусти меня, красавец, а я тебе колбаски кусок вынесу. Честное слово, вынесу.
Пёс склоняет голову на бок, словно спрашивает: «А не обманешь?»
— Не обману, — киваю я. — Клянусь, вынесу кусок колбасы.
Минуту он раздумывает, а потом, постучав хвостом по асфальту, дабы предупредить меня, чтоб не обманывал, встаёт и отходит, освобождая дорогу к двери.
— Спасибо, дорогой, — благодарю я и, косясь на зверя, набираю код на замке.
Зайдя в квартиру, пару секунд раздумываю, нарушить клятву или нет, а потом иду в кухню, достаю початый батон сервелата и отрезаю кусок примерно в десять сантиметров. Собака ведь большая и здесь одним кругляком не отделаешься.
Спускаюсь вниз, и из чуть приоткрытой подъездной двери высовываю голову и руку с колбасой. Пёс важно подходит ко мне. Не спешит схватить еду. Не голодный? Странно. Я аккуратно кладу колбасу перед ним.
— Угощайся, — совершенно серьёзно говорю я.
Только тогда пёс склоняется, обнюхивает угощение и, убедившись в съедобности продукта, цепляет его зубами. С колбасой в пасти отходит, бросает на меня внимательный взгляд, а потом разворачивается и убегает вдоль дома туда, где я встретил его.
— Пожалуйста, — говорю я и провожаю его взглядом.
Вернувшись домой, тут же заваливаюсь в горячую ванну. Надо смыть запах товарного вагона и алкоголя.
Почему я поверил, что Чудесникова нашла меня в товарном вагоне? Честно? Сначала не поверил. Но потом принюхался к своей одежде и уловил характерный запах, а после ещё заметил чёрные полосы на джинсах, которые могли быть смазкой для вагонных колёс. Но всё равно остаётся загадкой: как она нашла меня? Опять про сны даже не говорите мне. Не верю я в сны. Это глупо. Может просто кто-то видел, как меня в вагон запихивали, а потом ей сказал? Блин, один шанс из тысячи, что кто-то из общих знакомых видел и потом сказал ей. Почему сказал именно ей, а не позвонил в полицию? Фиг его знает.
А если допустить, что она сама видела, как меня выносят из «Космодрома», потом засовывают в машину, везут на товарную станцию и запихивают в вагон? Вероятно. Но тогда с ней должен был быть тот щеголеватый мужик, а не дядя Вова. Про дядю Вову соврала? Не думаю. Если бы она была с тем своим кавалером, вряд ли бы тот помогал раздеть меня и укладывать в её постель. Это было бы правдоподобно, когда бы тот мужик был ей не кавалер, а брат, например. Но нет, ворковал он с ней в ресторане, как ухажёр.