Снова ответом мне звучит довольное тявканье, какое-то утробное урчание, а потом этот умник, показывая, что понимает мои упрёки, идёт в прихожую, берёт мои кроссовки и приносит мне.
— Ну, спасибо, — не могу удержаться от улыбки. — Очень ты мне помог. Только это не то, что надо.
Несмотря на ворчливый тон, всё-таки опускаюсь на корточки и, потрепав собаку по мохнатой башке, продолжаю:
— Вот если бы ты помог найти одного человека, цены бы тебе не было. А я бы конфетки купил, честное слово. След брать умеешь, а, псина?
Склонённая на бок собачья голова и вдумчивый взгляд в мои глаза подсказывают мне, что мыслительный процесс в лохматой голове таки пошёл. Интересно, а научить его след брать ещё можно или он уже взрослый для этого, а взрослые уже не обучаемы?
— Ладно, Бандит, это не твои проблемы, — треплю я его за уши, встаю и отправляюсь одеваться. На работу ведь пора.
***
— Слушаю, — сидя в кабинете и перекладывая бумажки, отвечаю я на звонок мобильного.
— Неверов, твою мать, ты крепко меня подставил, — басит голос Бородина. — Этот Кондратьев, сука, тот ещё воротила. На меня сегодня за обыск в Вербице так наехали, еле ноги унёс. Крыша у Кондратьева, видимо, в самых верхах.
— Ты мне лучше скажи, что там с ДНК? — совсем не проникнувшись к нему сочувствием, спрашиваю я. — Есть совпадения? Куртка Ляховой или нет?
— Потому и звоню, а не приехал расстреливать тебя из автомата. Ляховой куртка. Только теперь не знаю, что с этим всем делать. Помня твою историю, Неверов, и что чудом отделался ты малой кровью, меня на бой с собственным начальством особо не тянет. Найти мне надо Ляхову, тогда уж и мутить-колотить по полной. А без девчонки смысла снова наезжать на Кондратьева совсем нет. Он выкрутится, сам знаешь, как это бывает, когда у тебя «крепкая крыша».
— Ясно, — отвечаю я. — Есть мысли, где её искать?
— Хрен знает, если честно. Но версия твоя насчёт связи покушения и похищения довольно здравая, поэтому надеюсь, что жива она ещё.
— Охрану в больнице усилили? Ты ж понимаешь, что бандюки не остановятся, пока мы их не остановим. В больнице есть масса способов, как лишить человека жизни.
— Трое наших в персонале, — отвечает Бородин. — Ляхов под присмотром каждую минуту. Только наши ему капельницы ставят и уколы шпинделяют.
— Правильно. Это хорошо.
— Ну-у-у? — требует чего-то Бородин.
— Что, ну-у-у? — иронизирую я.
— Где девчонку искать будем?
— Вообще-то ты искать должен, а не я. А я просто участковый в Карасях, забыл? — пытаюсь шутливо отмазаться.
— Блин, Неверов, давай без сарказма, — злится он. — Мы вдвоём в этом деле по уши, так что давай, думай. И я буду думать.
— Что мне думать? — удивляюсь я. — Я ж один, Борода, а у тебя целый штат работников. Проверь все принадлежащие Кондратьеву помещения. Это ж элементарно.
— Проверяем, умник, — отвечает он. — Слежку за его свитой определили. Только они такие скользкие и на виду всё время, что следить жесть, как трудно. Они моих парней вычислили уже, небось.
— Хреновые у тебя работники, — ухмыляюсь я, а потом серьёзно добавляю. — Думаю я, Бородин, думаю. Как что надумаю, сразу тебе звякну. Договорились?
— Угу, — как-то безнадёжно отвечает он.
Сбрасываю вызов и потом минуту смотрю на экран мобильного, задумавшись о том, почему не хочу рассказывать Бородину всё в подробностях. Мой визит в «Юлу» был почти бесполезным, но всё-таки навёл на кое-какие мысли. Никто из персонала ничего толком не рассказал о контактах Шурки-танцора, мол «все его знали и половина города с ним общалась», но в разговоре с барменом и с одним из охранников дважды промелькнуло прозвище Мороз. Мне бы сейчас рассказать Бородину об этом, но я промолчал. Почему? Признаваться себе в том, что как обиженная школьница, я тайно в душе желаю Бородину полного провала с этим делом, не хочется. Моей совести от этой мысли очень нехорошо становится. Но с другой стороны, пусть сам Бородин напряжётся и вычислит тех, кто может быть виновен в смерти парня. Почему я должен делать за него его работу? У меня своей работы непочатый край, и этот «край» с каждым днём пополняется «литературными произведениями» жильцов района, на кои я обязан реагировать.
А посему первую половину рабочего дня я трачу на почти бесполезные походы по заявителям, которых достали перфораторы, чужие собаки, вредные голосящие жёны и иже с ними. Делаю вид, что внимательно выслушиваю жалобы, потом иду разбираться с виновниками «беспорядков», опять же делая вид, что глубоко мне «это всё дорого». Надеюсь, они не замечают моей ироничной усмешки в полгубы. Да даже если и замечают, фиг с ними.