(Маоши — безалкогольный напиток с горячим медом и травами)
― Инш-Халли, ― склонил кейн Хард голову, соглашаясь с сестрой.
Вот только он понимал, что стены родового дома, вероятно, ещё лет десять не услышат того желанного детского смеха. За то недолгое время, как он выследил и понял, кем является его… жена, он осознал: с этой Сьерой будет очень непросто, как и обуздать её непокорный свободолюбивый нрав.
(Инш-Халли — да будет так.)
Сьера-Фима-Инсиль
Несмотря на вполне мирный остаток вечера, опуская неожиданное столкновение в ресторации с вездесущим инквизитором в женской компании, чтоб ему огонь собственный по носу дал, и короткую прогулку с Мортелем по городу, вернулась домой с очередным приступом мигрени. Не удивлюсь, если ею меня одарил бесценный супруг. К слову, в том, что кейн Хард опять был под личиной, я убедилась, когда инквизитор, оставив свою хихикающую курицу, потопал в сортир: уж очень равнодушно на него глянул Эрик, он его точно не узнал.
А я вот начинала догадываться, что это «ж» ни фига не спроста. Как и активизировавшаяся татуировка. Будь она неладна. Чесалась, зараза, весь ужин, кусок в горло не лез. Я аж облегченно выдохнула, когда покинули рассадник золота, от блеска которого ныли глаза. В общем, вернулась в состоянии не меньше древней рухляди, честное слово, и сразу же завалилась в постель, лениво на часы глянув: начало второго утра.
Ого, а я думала, часов одиннадцать максимум. К своему облегчению, не застала Каргину, одна из служанок, что прислали мне в услужение, сообщила, страшась на меня и взгляд поднимать: мол, Каргина моя покинула Изумрудное буквально час назад, выглядела очень разбитой, куда она направилась, никто не видел.
― И ни минутки не желала оставаться в Изумрудном, миледи. Так жаль, бедняжку. Ой… Я не то имела в виду.
― Иди спать, до утра чтобы не видела.
― Конечно, мадам, ― сбежала, даже не оглянулась ни разу.
Внутри неприятно сжалось. Я верила в благоразумность госпожи Рот, полагаю, она специально сделала так, чтобы были свидетели якобы её ухода из особняка. Умно. Молодец, Каргина. И всё же на душе скреблись кошки. Ещё и инквизитор этот внес непомерную смуту. Боже мой, неужели именно он — мой супруг? Брачная вязь неприятно заколола.
Зашипев, накрыла рукав ладонью, с силой сжимая.
― Да ладно, не может быть…
Сердце екнуло. Боги, только не туалетный утенок! Я вот не удивлюсь, что он и туалет той ресторации со своей брюнеткой осквернил по полной, как только мы шагнули за порог. Передернувшись, поспешила в уборную. Умывшись, небрежно стянула платье, бросив его в корзину для белья, с раздражением уставилась на зубастую вязь. Неплохо было бы это художество чем-то скрыть, если кто-то об этом узнает, могут быть существенные неприятности.
Вязь шевельнула листочком.
― И не бузи мне тут, поняла! Из-за тебя у меня могут случиться серьезные проблемы. Жаль, я не знаю заклинания, как тебя скрыть, если такое вообще существует, ― потерла листики. ― Ох…
Не верила своим глазам. Чернота начала медленно растворяться, будто впитываясь в мою кожу, пока не осталась лишь одна тусклая красная вязь. Устало привалилась боком к раковине. Эти все магические штучки с ума меня когда-нибудь сведут. Покрутила перед носом красной, изучая её, находя пустоты там, где раньше были рунные закорючки. Хм. Начинает истлевать, судя по всему. Любопытно, у Мортеля так же? Если так, почему его это не заботит? Либо же ему вообще всё равно.
Так, всё, спать. Голова и без того скоро взорвется. Виски давит так сильно, будто бы на голову узкий стальной обруч нацепили. Тюбик, тварь, всё никак не уймется. Уверена, это его лапок дело. Не дождется, я его ещё переживу.
Глава 30
Озадаченная до глубины души, топчусь в пустом чужом кабинете. Судя по отдаленно знакомой обстановке, я нахожусь в святая святых своего таинственного многоликого утенка. Губы искажает гаденькая ухмылка. Тру ладошки и перебираю ногами к рабочему столу: так, и чем он здесь занимается? На столе царит идеальный порядок, в отличие от стола Мортеля, тот всегда захламлен, а здесь папочки разложены по цветам, ручки, в том числе перьевые, — по длине, точно под линейку укладывали, какие-то книги — ровненькой стопочкой.
― Да вы, батюшка, настоящий педант, ― усмехаюсь, тянусь к одной-единственной сиротливо лежащей ближе к концу стола папке из черной кожи, а на ней, блестя радужным в бликах света на стеклах, — очки с квадратными рамами.