– Я тебе задолжал, – отвечает, повернувшись ко мне, и на миг в его взгляде я замечаю гордость.
– Не поняла? – хмурюсь и возвращаю внимание к дороге.
– Обещал домой отвезти, – напоминает наше недавнее «свидание».
– Теперь понятно, почему вы оказались в том клубе, – усмехаюсь. – Я вам простила долг, не обязательно тратить своё время, – проговариваю и тут же понимаю, как это глупо звучит, учитывая, что я в его машине еду просто по ночному городу.
– Это время было выделено на тебя, – произносит, и я бросаю короткий взгляд на него.
– Какая честь, сам господин Кузнецов, выделяет время простым смертным, – язвлю, но совру, если скажу, что мне не понравилось это услышать.
– Господин Кузнецов выделил время своему плану, – одной фразой стирает все приятные ощущения.
– Знала бы, что вы там будете, не пришла бы, – обиженно говорю и прикусываю щеку изнутри, всё настроение испортил.
– Ты была там, потому что я так решил. Ты всегда там, где хочу я, – ровным тоном проговаривает, окончательно вводя меня в замешательство.
– Что это значит? – спрашиваю, чувствуя, как бешено колотится сердце.
– Детка, у меня всегда всё по плану, в том числе решение твоего друга отпраздновать свой день рождения в этом клубе, – отвечает всё тем же спокойным голосом.
Не выдержав, я выруливаю на обочину, включаю аварийку и, затормозив, поворачиваюсь всем телом к нему, намереваясь устроить скандал.
Глава 10 Конец игры
Юля
Вместо того, чтобы начать орать, я, кипя от злости, отстёгиваю ремень безопасности и выскакиваю из машины. Хочется вцепиться Кузнецову в горло, вонзить короткие ногти до кровавых царапин. Схватить за ворот пиджака и встряхнуть его как тряпичную куклу. Орать ему в лицо, спросить, что ему от меня надо, и сколько он будет меня мучить. Потому что он мучит, играет на моих нервах, ломает. Да, ломает! Психику своими играми ломает, и мне уже страшно. Боюсь проснуться однажды и стать зависимой от него, а он, кажется, этого и добивается.
– Плохо? – раздаётся за спиной, совсем близко.
– Плохо, – бросаю в сердцах.
То ли кричать хочется, то ли разрыдаться как ребёнок. От безысходности и поражения. Мне не победить его, сил не хватает и, что греха таить, мозгов тоже. Он, ясное дело, опытный, таких «кукол», наверное, сотня по городу ходит. Если, конечно, их не закрыли в психушке, ведь он сводит с ума в прямом смысле этого слова.
– Иди сюда, – мягким голосом, но требовательным тоном.
Обнимает меня за талию, к себе прижимает, обдавая горячим дыханием шею. В контрасте с ночным морозом это облако тепла вызывает мурашки по всему телу.
– Отпустите! – боясь, что это тоже часть его плана, я начинаю брыкаться, кричать и пытаться убрать его руки с моего тела.
– Успокойся! – приказывает на ухо, но я не слышу, продолжая трепыхаться, как только что пойманная рыба. – Прекрати немедленно! – ещё один приказ, который только сильнее раззадорил меня.
– Пусти! Ненавижу тебя! Манипулятор хренов! – продолжаю орать как резанная, но всё без толку, добиваюсь лишь того, что меня сильнее прижимают к крепкой груди.
– Успокойся, иначе это сделаю я, – обманчиво спокойно произносит.
– Убери от меня руки! – кричу, и не собираясь слушать его.
Кажется, у меня истерика, иначе не могу объяснить то, что на меня нашло. Устала, не столько он недосыпа, работы и пары часов в клубе, сколько от него и его преследования. Каким уродом надо быть, чтобы играть людьми, словно кукловод в театре? Какое у него каменное сердце, раз он ломает девушек ради одноразового секса?
– Ладно, – сухо бросает, и за одну секунду я сначала парю в воздухе, а мгновением после оказываюсь распластанной на тёплом капоте машины.
Руки распяты, полы шубы раздвинуты, короткое платье задрано, явив миру кружево чулок. Если бы кто-то проехал мимо, подумал бы, что Кузнецов снял проститутку прямо на обочине дороги, так ему не терпелось. И только я собираюсь возмутиться, потребовать, чтобы меня отпустили, прикрыться и не чувствовать себя такой уязвимой, нагой, как на тело наваливается что-то тяжёлое, а губы накрывают жадным поцелуем.
Первые несколько секунд я не понимаю, что происходит, почему минуту назад мне было так плохо, будто меня пытались вывернуть наизнанку, а сейчас так хорошо, спокойно. По венам разливается приятное тепло, из груди вырывается то ли стон, то ли всхлип, который мужчина тут же глотает. Не понимаю, когда мои руки отпустили, и почему они уже обвили шею Кузнецова? Почему от его гуляющих по моим изгибам ладоней я выгибаюсь навстречу как кошка? Почему вместо сопротивления я хочу, чтобы он не прекращал?