– Т-ш-ш, – протягивает мужчина и опускает мои руки, когда я их приподнимаю в попытке прикрыться.
Стою посередине комнаты, трясусь то ли от прохлады, то ли от предвкушения, а может от страха, хотя откуда-то есть уверенность, что бояться мне нечего. Разве что только своей совести и потерянной гордости.
Закрываю глаза и глубоко вдыхаю, когда чужие пальцы невесомо проходятся по плечам, ключице, очерчивают грудь, заставляя соски съежиться и затвердеть. Ноги едва держат, и я не знаю, как я до сих пор не рухнула на пол. Арсений словно изучает меня, осторожно проводя пальцами по рёбрам, животу, рисует невидимый круг вокруг пупка, и каждое прикосновение учащает пульс и сбивает дыхание.
– Не двигайся, – бросает в приказном тоне и отходит на несколько шагов.
Несмотря на то, что меня не держали в объятиях, стоит ему отойти, как меня окутывает холод. Почему-то не шевелюсь, словно его слова закон. Только взглядом слежу за ним, за тем, как он снимает пальто и аккуратно вешает его на спинку стула, следом пиджак и рубашку. Спокойно, не спеша, он садится на тот стул, снимает обувь и ставит её у стены. Будто мальчик, которого мама будет ругать, если он не положит свои вещи на место. Оставшись в одних брюках, светя своими кубиками на животе, возвращается ко мне.
– Хорошая девочка, – хриплым голосом проговаривает и проводит тыльной стороной ладони по моей щеке.
Не понимаю, что я здесь делаю. Почему веду себя так послушно?
Ответить на свой вопрос не успеваю, меня снова поднимают на руки и аккуратно укладывают на кровать. Сам Кузнецов садится рядом, кладёт ладонь на моё бедро и проводит ею вниз, пока не натыкается на сапог. Расстёгивает молнию и медленно, мучительно медленно, избавляет меня от обуви, не упуская возможности гладить мои ватные ноги. Всё повторяется со второй ногой, и за это время я только сильнее трястись начинаю.
Когда я представляла этот вечер, а я представляла, то Кузнецов походил на озабоченного, нетрепливого и напористого мужчину. Но то, что происходит сейчас, совсем непохоже на него. Вернее, на того, кого я себе придумала. Это всё слишком трепетно, нежно и аккуратно.
Справившись с моими сапогами, он встаёт с кровати и наклоняется над моим лицом. Снова прикрываю глаза и подставляю губы, будто умоляя его поцеловать меня, и опять облом. Над головой что-то звякает и, подняв слегка голову, я задыхаюсь от неожиданности.
– Давай сюда свои ручки, – обманчиво ровным тоном и с такой же улыбкой.
Меня чем-то накачали – мелькает в голове. Так проще. Проще верить в это, чем признать, что я добровольно поднимаю руки и позволяю мужчине закрепить их кожаными наручниками. Наручниками! Мои руки закреплены над головой. Теперь я точно никуда не убегу, даже если я захочу. Но судя по вскипающей крови в венах, бежать я не хочу.
Страх, возбуждение, удивление, смущение, волнение, желание – всё смешалось, превращая эту смесь в опьяняющий коктейль. И пока я пьянела, у Кузнецова в руках оказалось тонкая палочка с перьями на конце. Нахмурившись, я задаюсь вопросом, что это такое и для чего, но ответ приходит сразу же. Когда нежные пёрышки проходится по соскам, усиливая возбуждение. Всхлипнув, я на автомате выгибаюсь, прикрыв глаза и поджимая губы.
Мучительно сладкие прикосновения продолжаются, лаская грудь, шею, руки и живот. Дрожу пуще прежнего, мурашки с тела не успевают исчезать, как их заменяют другие. И когда я уже думаю, что начну извиваться как брошенная на сушу рыба от нетерпения и жгучего желания чего-то большего, Арсений оставляет вещицу на кровати рядом со мной. Наклоняется к моему животу, цепляет пальцами трусики и медленно снимает давно мешавшую мне кружевную тряпочку.
Шумно вдыхает запах моего возбуждения, и его глаза покрывает пелена вожделения. Кружевная ткань отправляется в карман его брюк, а он, выпрямившись, снова берёт палочку с перьями и проводит ею по внутренней стороне бёдер.
– Молодец, – одобряюще кивает, когда я, не подумав, развожу ноги в стороны.
Стыд накрывает меня огромной волной, заставляя щёки гореть, когда понимаю, что я лежу в одних чулках перед ним. Что я как открытая книга, где картинки даже близко к приличию не относятся. С губ срывается протяжный стон, стоит пушистым пёрышкам пройтись по промежности и возбуждённому клитору.
Он меня пытает. Сладко и чувственно, при этом лично меня не касаясь. А я уже сгораю в пылающем огне от нетерпения. Невесомые прикосновения перьев возбуждают сильнее, чем можно было ожидать. А моя беспомощность, откровенная поза и смущение усиливают желание. Безумно неприлично лежать вот так перед мужчиной, но неописуемо опьяняюще.