— Тебе знакомо это имя? — нахмурившись, смотрю на него.
— Вроде… не знаю, — вздыхает, явно озадаченный этой встречей.
— Может, он связан с твоим прошлым?..
— Что тут у вас? — прерывает нас Андрей.
— Ничего, — резко вставляет Давид, бросив на моего друга недовольный взгляд.
— Кажется, я тебе не нравлюсь, — усмехается Андрей, обращаясь к Давиду.
— Да что ты, — фыркает тот в ответ.
— Так, прекратите оба, — влезаю я в эту баталию.
— Как скажете, доктор, — проговаривает с явной неприязнью Давид и, развернувшись, уходит.
— Какой нервный, — весело хмыкает Андрей.
— Хватит, не трогай его, — смотрю на друга, сам не понимая, что происходит.
— Да я-то что, — поднимает руки в сдающемся жесте. — Я приехал на экскурсию.
— Пошли, — говорю и направляюсь в сторону входа в клинику.
Правда с экскурсией не особо выходит, так как пациенты не кончаются, и, проведя пару часов приёмов, я отправилась на обход, и вот тут уже Андрей пошёл за мной, где-то высказывая своё мнение, где-то молча, а где-то давая совет на счет лечения.
Так мы пропустили обед и только к четырём дня вышли на улицу, где пациенты гуляют по нашему небольшому парку. Идём с Андреем по аллее, он что-то увлечённо рассказывает, а я почти не слушаю, глазами высматривая Давида, который в это время точно должен быть во дворе.
— …Так что вот, пора уже где-то пустить корни, — доносятся до меня слова друга.
— Что, прости? — поворачиваю голову к нему.
— Ты меня не слушаешь, — не спрашивает, констатирует с усмешкой. — Все мысли об этом парне, — уверенно заявляет, и я даже возражать не буду.
— Извини, волнуюсь просто за него, — говорю, поджав губы, и наконец замечаю Давида рядом с пациентом в коляске.
— Ты влюблена, — заявляет Андрей, и я чуть не спотыкаюсь о собственные ноги.
— Что ты несёшь? — нервно усмехаюсь. — Это не так, — уверяю, только не знаю кого.
— Знаешь, что я тебе скажу, — со вздохом начинает он, и я останавливаюсь, — несколько лет назад я понял, что неважно, какая у человека внешность, потому что ты начинаешь любить его не за это. А вот то, что внутри, вот это тебя цепляет. И когда ты встречаешь своего человека, того, кто предназначен тебе судьбой, ничего не важно. Он просто часть тебя, как бы ты ни противился этому.
Какое-то время я молчу, осмысливая его слова. По факту, он прав, но в том, что я влюблена…
— Вижу, что я сумел тебя озадачить, но, поверь мне, это видно невооружённым взглядом, — произносит друг, похлопывая меня по плечу. — У тебя цвет глаз меняется, когда он рядом. И тебе всё равно, что у него шрамы какие-то, потому что ты разглядела то, что у него внутри. А вот он… — Андрей замолкает и переводит взгляд на Давида, который наблюдает за нами. — Ему не всё равно, он считает себя недостойным тебя.
— Это не правда, — качаю головой я.
— Правда, — уверяет друг. — Давай сравним, — поднимает руку и начинает загибать пальцы. — Ты врач с собственно клиникой, у тебя огромная усадьба, машина, собака, родные люди. А он — потерявший память человек, без ничего за душой, ещё и покрытый шрамами от ожогов. Видишь эту картину, которая стоит у него перед глазами? — спрашивает, и я поворачиваюсь к Давиду.
— Я понимала, что у него проблемы с этим, но не думала, что настолько, — тихо и задумчиво проговариваю. — Как ты смог это понять за такое короткое время? — прищуриваюсь на друга.
— Я изучал психологию какое-то время, — небрежно пожимает плечами.
— Ясно, — киваю, вздыхая. — Мне нужно с ним поговорить, но… обычно разговоры ни к чему не приводят.
— Главное, что ты поняла и приняла свою влюблённость, — усмехается в очередной раз.
Поняла и приняла. Разве?
Глава 5
Давид
Весь день не выходит из головы утренняя встреча с незнакомцем. Он подошёл ко мне уверенно, и стало ясно, что мы были знакомы в моей прошлой жизни. Но он много вопросов задавал, и я растерялся, злился на себя, что не могу на них ответить. Особое внимание привлекли его вопросы про какого-то Рустама, и я совру, если скажу, что внутри меня ничего не ёкнуло, когда услышал это имя.
Но, чёрт возьми, я потерянный, убогий, никто. Ничего не знаю, не помню, ничего не имею, даже документов нет. В очередной раз убедился, что у меня нет дороги. Своей. Той, по которой я должен идти. Своей жизни нет, и всё, что я могу — это ухаживать за больными в этой клинике.
Я никто и звать меня никак.
Ещё и полный идиот, что дал тому человеку уйти, вместо того чтобы расспросить о себе. Теперь соси палец, Давид, и продолжай быть никем, потому что мозги расплавились в той аварии.