Надя обходит кровать, ставит поднос на прикроватную тумбу с правой стороны и, зацепив стул у окна, присаживается рядом с моей койкой. Берёт с подноса миску с супом и ложку.
— Я не инвалид! — выплёвываю резко. — Сам могу поесть, — тоном обиженного мальчика, которому сказали, что он ещё маленький.
— Никто и не собирался тебя кормить, — одаривает меня добродушной улыбкой, на что-то наступает, и верх кровати начинает подниматься.
Пока я бегаю глазами, она пристально и с этой вечной улыбкой на лице наблюдает за мной. Прям чувствую себя идиотом каким-то, который из леса сбежал в новый мир.
— Держи, — протягивает мне миску и ложку.
Руки подрагивают, но я прикладываю все усилия, чтоб удержать ношу и попытаться донести наполненную ложку до рта. Не помню, какие супы я раньше ел, но этот кажется божественно вкусным.
— Хлеб? — спрашивает Петровна, маяча перед моими глазами куском чёрного хлеба.
Рот полный, так что я отрицательно мотаю головой, подумав, что не получится у меня ещё и хлеб в руках держать. Правда он так пахнет, знакомо и аппетитно. Подозреваю, раньше я не отказывался от него.
— Воды? — забрав пустую тарелку, Надя вручает мне стакан, и я делаю пару жадных глотков. — Теперь можно и пообщаться, а то самые злые люди — это голодные люди, — усмехается, подняв указательный палец вверх.
Убрав поднос на стол, что стоит у противоположной от меня стены, она возвращается на стул и, закинув ногу на ногу, смотрит на меня через прозрачные линзы своих строгих очков.
— Днём ты была без очков, — замечаю я, забыв о том, что мы, вроде как, на «ты» не переходили.
— Кроме пациентов, я вожусь и с бумагами, к ночи глаза устают, — отвечает, пожав плечами.
Смотрю в её лицо и вблизи отчётливо вижу следы её усталости, под глазами легли тёмные тени, и они, и правда, покрасневшие. Вдруг мне стало стыдно за своё поведение и за то, что огрызаюсь. Наверняка таких как я, у неё полбольницы, а она терпит все закидоны и всем улыбается.
— Почему ты здесь? — спрашиваю я, не найдя смелости извиниться.
— Ты мой личный пациент, с того света вытащила, и я просто обязана следить за тобой, — отвечает спокойным голосом.
— А что со мной? Что за операции? — бросаю короткий взгляд на неё, не решаясь смотреть дольше.
— Месяц назад я возвращалась из Москвы на своей машине, — со вздохом начинает она. — Дорога длинная, пожалела, что поехал на машине, а не как обычно. И я устала и водителя замучила. Ты лежал на обочине дороги, — в этот момент я поворачиваюсь к ней. — Я даже не сразу поняла, подумала, что от усталости мне мерещится, но притормозив рядом с тобой, вышла из машины и начала искать признаки жизни.
Прищурившись, я внимательно её слушаю, при этом пытаясь вспомнить сам хоть что-то, но всё тщетно. Это злит, очень сильно выводит из себя. Просыпаешься однажды и понятия не имеешь кто ты и откуда.
— На твоём теле обнаружились тяжёлые ожоги, — в голосе проскальзывает сожаление, и я осматриваю голые участки кожи на себе. — Мы уложили тебя в машину и помчались в клинику, хорошо, что ехать оставалось недолго, иначе… — она замолкает и поджимает губы.
А ей не надо продолжать, я прекрасно понимаю, что могло бы случиться.
— Почему не оставила там? — спрашиваю хриплым голосом. — Может было бы лучше, — добавляю тише, но, кажется, меня услышали.
— Слышал про клятву Гиппократа? — наклоняет голову набок, не забывая в очередной раз улыбнуться.
— Может и слышал, откуда мне знать, память нахрен отшибло, вроде доктор, а не понимаешь, — огрызаюсь в ответ, злясь фиг знает на что. — И что ты всё время улыбаешься? Мышцы рта не болят?
— Давид, — она упирается локтями в колени и смотрит на меня. — Потеря памяти связана с тяжёлым ударом по голове, судя по снимкам, всё не так серьёзно, как тебе может показаться на первый взгляд.
— Каким снимкам? — хмурюсь я.
— МРТ, — кивает головой в левую от меня сторону.
Поворачиваюсь и вижу на белой доске рентген своей головы со всех сторон.
— Значит, я фотогеничен, — горько усмехаюсь и опускаю голову. — Какие прогнозы? — задаю вопрос, затаив дыхание.
***
Перед тем как открыть глаза, я слышу разговор мужчины и женщины рядом с кроватью. Решив, что не буду заявлять о своём пробуждении, я прислушиваюсь, продолжая лежать с закрытыми глазами.
— Это войдёт в привычку, Надя? — спрашивает мужчина, судя по голосу, в разы старше. — Раз в несколько лет будешь находить мертвецов и возвращать их к жизни? — в его тоне нет упрёка или злости, наоборот, он шутливый какой-то.